Жан Марсан - Публике смотреть воспрещается

Габриэль. Эрве, я бросаюсь перед тобой на колени! Не умею я ходить с этим шлейфом! Сильно его отводить ногой, или слабо, или подсекать?

Эрве. Ни то и ни то. Дай мне твою юбку. Это просто. «Скошен, скручен и отброшен!»

Габриэль отвязывает шлейф и завязывает его на талии Эрве.

Габриэль. Он все умеет!

Жизель. Он великолепен!

Пьер. Папа — гигант!

Эрве безупречно выполняет несколько движений со шлейфом.

Эрве. Скошен, скру-чен, от-брошен!

Габриэль (Жизели). Несколько иначе, чем Шазо!

Эрве. Но самое трудное — это спуститься по лестнице в последнем акте! Во время коронации! В Нотр-Дам! Постой, я тебе покажу! (Выходит влево.)

Габриэль. Оставьте нас одних!

Голос Эрве. Вначале фанфары! Па-та-та, па-та-та!

Пьер. Мамочка, не говори ему обо мне и Франсуазе, он нас убьет.

Голос Эрве. Орган! Пон-пон-пон!

Габриэль подталкивает всех троих к левой двери.

Габриэль. Клянусь моей головой, жаль, что вам нельзя остаться! Вы такое пропустите! (Закрывает дверь.)

Голос Эрве. И ты появляешься, когда выступает хор: «Аллилуйя, аллилуйя!»

Входит Эрве, изображая все одновременно: и фанфары, и орган, и хор, и выход императрицы.

Габриэль. Как ты красив!

Эрве. Хм!

Габриэль. Ты великолепен!

Эрве. Нет, я не красив, но что-то во мне есть.

Габриэль. Ты более чем красив. Сними юбку. Ты один — целый цирк. Ты лев, и обезьяна, и силач, и акробаты — все в одном тебе! Ах! Сними свою юбку! Я понимаю Франсуазу!

Эрве. Франсуазочку? Ты с ума сошла!

Габриэль. Ну, Эрве, не мне тебе говорить!

Эрве. Ты права, не тебе!

Габриэль. Девочка тебя обожает!

Эрве. И ты, как настоящая женщина, это почувствовала!

Габриэль. Она от тебя без ума!

Эрве. Ну, если хочешь — да!

Габриэль. Повезло же человеку!

Эрве. Повезло же мне!

Габриэль. Если бы ты знал, как она мне о тебе говорила!

Эрве. Расскажи, расскажи!

Габриэль. Ты поймал меня на слове. Ты же знаешь, что в таких случаях все говорят одно и то же!

Эрве. Но все равно, приятно послушать!

Габриэль. Она доверилась мне, как своей матери… хотя, конечно, по возрасту я ею быть не могу.

Эрве. Как? Но ведь твой сын старше ее!

Габриэль. Да, но это мальчик.

Эрве раскрывает рот от недоумения.

Если бы ты знал, как она говорит о тебе. «Ах! Мэтр! Ах! Всесокрушающая мощь! Беспредельный размах! Слоновье здоровье!» И она еще не все говорит, что думает! Словом… она тебя любит, обожает, а почему? (Перед зеркалом.) Нельзя мне так причесываться. Никогда. Я плоская какая-то становлюсь. (К Эрве.) Она обожает тебя, потому что переносит на тебя подсознательную мечту. У нее никогда не было настоящего отца, и ее отец — ты!

Эрве. Да, я буду ей всем: и мужем и отцом.

Габриэль. Не мужем.

Эрве. Да, мужем.

Габриэль. Нет, не будешь.

Эрве. Буду!

Габриэль. Да нет. Послушай, я тебе объясню. (В зеркало.) Конечно, прыщик. Нет, оттирается. Эрве, ты не хочешь погубить жизнь твоего сына? Я поклялась Пьеру, что не скажу правды, и я сдержу слово, но его счастье для меня дороже всего. Пьер любит Франсуазу.

Эрве. Жаль беднягу.

Габриэль. Поэтому, ты понимаешь, нужно уметь жертвовать.

Эрве. Да!

Габриэль. Вот и хорошо, мой родной!

Эрве. Ты — мать! Ты должна ему объяснить, что он должен пожертвовать собой. У меня не хватит духа.

Габриэль. Эрве! Они созданы друг для друга!

Эрве. А любит она меня. Ах, как чудовищно несправедлива жизнь!

Габриэль (в отчаянии). Они уже целый год живут вместе в квартире Пьера!

Эрве. Нет! Нет! Я тебе не верю!

Габриэль. Они ждут ребенка!

Эрве. Если они надо мной смеялись, это ужасно.

Габриэль. Знаешь, как тебе надо поступить? Знаешь, чем бы ты покорил Франсуазу? Она не смеет тебя просить, я это делаю за нее. Франсуаза просит, чтобы ты, как отец, ведущий свою дочь к алтарю, — ты меня слушаешь внимательно?…

Эрве. Да.

Габриэль. Вечером, во время поклонов, ты выйдешь вперед… и объявишь почтеннейшей публике о свадьбе Франсуазы и Пьера.

Эрве. Так вот к чему ты вела, моя родная?! Чтобы я об этом объявил, а не о чем-то другом?

Габриэль. О чем другом, мой родной?

Эрве. Отлично! Согласен! Вечером я объявлю публике о свадьбе Франсуазы и Пьера…

Габриэль (в сторону). Вот это работа!

Эрве. И одновременно я объявлю, что скоро ты будешь бабушкой!

Габриэль. А?

Эрве. Поздравляю тебя, бабушка!

Габриэль. Не зови меня бабушкой!

Эрве. Как тебе угодно, дорогая. Ты предпочитаешь «бабуся»?

Габриэль. Нет!

Эрве. «Баба Габа»?

Габриэль. Нет!

Эрве. А как же?

Габриэль. Нет! Ты прав. Этот брак невозможен.

Эрве. Вот это работа.

Габриэль. Пьер слишком молод. В его возрасте жениться — безумие! Ах! Ни о чем этом мальчик не думает! Он прелестный ребенок, но легкомысленный! (Перед зеркалом.) Так и есть, что-то выскочило… А он, между прочим, знает, что в начале моего будущего фильма мне должно быть девятнадцать лет! Это история жизни одной женщины, с девятнадцати до девяноста лет: по одному болгарскому роману, потрясающе интересно, — мне нужно дать его тебе прочесть. Девятнадцать лет мне только три минуты, но все же надо, чтобы было правдоподобно, и если распространится новость, что я бабушка, ох нет, невозможно, они думают только о себе. Ни о ком, кроме себя, не думают! На мою карьеру им наплевать… Эрве, ты должен им объяснить, что их брак невозможен!.. Это ужасно, когда сын такой эгоист! (Громко кричит в дверь.) Оставьте меня в покое! Я вечером играю! (Идет к выходу.) Ладно, иду. Я сейчас!

Эрве. Тебя разве звали?

Габриэль. Нет, я всегда так делаю, когда мне нужно уйти. (Уходит.)

Эрве. Свадьба. Придумать такое — свадьба! Обо всем я мог подумать, только не… А может быть, это правда? Мой сын — мой соперник. Ситуация для пьесы. (Обращаясь к бюсту Мольера.) Мольер, ты бы такого не придумал. Ох, хотя прости! Конечно! «Скупой», четвертый акт. Как интересно, что у нас одинаково работает воображение. (Говоря это, подходит к книжному шкафу, достает том Мольера и находит нужное место. Произносит фразы текста, которые его интересуют, остальные проборматывает.) На-на-на…на-на-на… «А если не думать о том, что она будет тебе мачехой, какого ты мнения об этой девушке?…» Сын отвечает: «Какого я мнения?» — «Да, о ее внешности, росте, уме, красоте?» Сын отвечает: «Ла-ла!» А Гарпагон ему… вот это находка! «Увидев ее, я подумал о своем возрасте…на-на-на… и это привело меня к мысли оставить свое намерение… на-на-на… и я бы отдал ее тебе, если б не отвращение, которое ты к ней питаешь…». И сын попадает в ловушку. Вот! Просто и гениально! Сейчас посмотрим, не устарел ли Мольер за три столетия.