Валерий Хаит - Одесский юмор. Рассказы, миниатюры, афоризмы

Вскоре вся балалайка покрылась самыми разными закорючками, к безграничному счастью ее хозяина. Но проходит какое-то время, и герр Шмидт обнаруживает, что автографы на балалайке начинают блекнуть и смазываться. Повышенная ли влажность сыграла здесь свою негативную роль или постоянное цапанье балалайки потными руками туристов при начертании автографа — не важно. Главное, что многодневный труд пошел насмарку. И делится герр Шмидт этим неприятным открытием со своим соседом по каюте герром Шнитке, а герр Шнитке, не будь дураком, и говорит:

— Что это вы, герр Шмидт, нервничаете понапрасну? Дело выеденного яйца не стоит — спасем автографы!

— А как? — с надеждой спрашивает толстый Шмидт.

— А так, — отвечает умный Шнитке. — Попросите в службе сервиса покрыть вашу замечательную балалаечку бесцветным лаком поверх автографов — и дело с концом!

Горячо пожав руку находчивому соседу по каюте, герр Шмидт, несмотря на позднее время, бросился со всех ног в бюро информации…

Пожелав Ляпкину счастливой вахты, молодая администраторша пошла отдыхать. Василий Петрович, достав из нижнего ящика стола прошлогодний «Огонек», только было полез в карман за очками, как перед ним возник очень возбужденный немец, который, потрясая балалайкой, начал что-то быстро и взволнованно говорить. Василий Петрович внимательно выслушал беспокойного туриста, ни разу (как вы, очевидно, понимаете) его не перебив, после чего взял из его рук инструмент, внимательно осмотрел со всех сторон и жестко произнес:

— Яволь! — И глядя немцу прямо в глаза, добавил кратко: — Морген! — и положил балалайку на стол.

Толстяк что-то радостно залопотал и, успокоенный, пошел к себе в каюту, а Василий Петрович послал заспанную дневальную за судовым плотником…

Леопольд Кузьмич — народный умелец, мастер на все руки — сладко спал в ореоле легких паров самогона собственного изготовления (других напитков он, натурально, не признавал) и был, мягко говоря, не слишком обрадован бесцеремонным тормошением собственного тела. Открыв глаза, он недовольно прищурился и сумрачно спросил дневальную:

— Чего надо?

— Василий Петрович просил срочно явиться в бюро информации, — скороговоркой сыпанула та и убежала.

«Чего это Лысый задумал на ночь глядя… — бурчал, одеваясь, Леопольд Кузьмич. — Дня ему не хватает?..»

— Извини, Кузьмич, что побеспокоил, но дело срочнейшее! — пожимая плотнику руку, заявил Ляпкин. — Смотри, что подлецы натворили: выиграл человек прекрасный сувенир, думал в своей Германии похвастаться нашей балалайкой, так они, туристы эти, из зависти, видать, всю ее перепачкали.

Только что мне немец этот толстый жаловался, чуть не плакал. Сделайте что-нибудь, просит, чтоб этот позор уничтожить, ведь завтра уже на берег сходить, — как я с такой запачканной балалаечкой домой явлюсь, стыдно перед соседями! Так что ты уж, дорогой, придумай, как ее обновить, руки-то у тебя золотые! Нужно немцу ее завтра утром вручить.

Кузьмич Василия Петровича, можно сказать, уважал, поэтому без лишних слов взял инструмент, пообещав, что утром балалайка будет на все сто!

— Я, Кузьмич, к этому времени уже сменюсь, так ты ее Надежде Алексеевне отдай, она меня сменит. Скажи: мол, толстый немец за ней, за балалайкой, явится, пусть отдаст.

— Сказал — все будет о'кей! — окончательно успокоил его Кузьмич и пошел к себе в плотницкую.

Мастер — он мастер и есть! Леопольд Кузьмич тщательно ошкурил балалайку с помощью наждачной бумаги, в отдельных местах нанес тончайший слой шпатлевки, обождал, пока она высохнет, и уже после этого нанес слой мебельного лака. Немного подождал и второй слой нанес. Балалайка засияла! Удовлетворенно хмыкнув, Кузьмич отправился досыпать, а утром, как и обещал, вручил балалайку сменившей Ляпкина ничего не подозревавшей администраторше.

— Отдашь толстому немцу, — бросил, уходя, плотник.

Не прошло и десяти минут — является герр Шмидт. Признав в нем по описанию Кузьмича «нужного» немца, Надежда Алексеевна протягивает ему балалайку. Толстяк ее не берет и требует свой инструмент. Послали за Кузьмичом. Создавшейся ситуацией заинтересовался проходивший с обходом судна капитан.

— Твоя работа? — спрашивает он подошедшего Кузьмича.

— Моя! — с гордостью отвечает народный умелец.

— Кто дал команду? — продолжает интересоваться капитан.

— Лыс… э-э-э… Василий Петрович.

— А-а-а, — протянул капитан и недобро прищурился: — Наш знаток немецкого языка? Тогда все ясно!

Кое-что начал уже понимать и герр Шмидт, из-за чего срочно вызвали врача, дали что-то успокоительное… А тут уже благо и трап опустили, по которому дюжие матросы бережно свели впавшего в прострацию Шмидта и передали в объятия встречающей его жены. От балалайки он категорически отказался и прокричал в сторону судна нечто, от чего доброе лицо фрау Шмидт покрылось багровым румянцем.

Балалайку по акту передали в судовой киоск. Ничего не подозревающего Василия Петровича, который в это время подошел к бюро информации, не на шутку осерчавший Кузьмич громко обозвал «старой перечницей» и еще вдобавок «лысым козлом», после чего Ляпкин, почувствовав, что произошло что-то ужасное, мгновенно ретировался и заперся в каюте.

Когда судно пришло в Одессу, он с чемоданом в руке сбежал по трапу, ни с кем не простившись.

Герр Шмидт теперь всем рассказывает о русских жуликах, подменивших его балалайку с автографами. А Василий Петрович с флота ушел. Говорят, работает в бюро путешествий и экскурсий. Охранником…

Уж и не знаю, почему вспомнилась мне эта давняя история, произошедшая лет сорок назад. Тогда весной в одесский порт прибыли специалисты одной немецкой компании для монтажа изготовленных ею же зерноперегружателей. Приезду немцев предшествовало совещание у начальника порта, на котором была поставлена задача всячески содействовать работе иностранных монтажников, скрупулезно выполняя все пункты подписанного ранее контракта. Оно и понятно — в отличие от нас, пребывавших в дремотной эйфории наступления не сегодня завтра светлого будущего в виде коммунизма, немцы расслабляться себе не позволяли, аккуратно считая каждую копейку (по-ихнему — «пфенниг») и ревностно выискивая любое нарушение контракта с нашей стороны.

Отказавшись от услуг гостиницы «Интурист», пришельцы в элегантных спецовках, раздражавших глаз на фоне замасленных и обязательно рваных фуфаек местных пролетариев, буквально за несколько дней прямо на причале смонтировали для себя из специальных контейнеров целый городок — с жилыми помещениями, кухней, столовой и даже… баром. Изумлению приходивших на стихийные экскурсии портовиков не было предела: все собираемые для городка конструкции монтировались удивительно легко, даже кувалда для подгонки не требовалась! И, самое интересное, работали вроде бы не спеша, «валиком», а результата достигали в кратчайшие сроки. Причем какого результата! Вот немчура!..