Василий Березайский - Анекдоты, или Веселые похождения старинных пошехонцев

Знаете ли вы, любезный читатель, отъ чего произошла эта присловица: какъ мень лизнцлъ. Ежели нѣтъ, то я въ угодность вашу растолкую — видите — вотъ что — однажды чрезъ Пошехонье проходилъ какой-то полкъ; по сказкамъ надобно быть артиллерійскому. Но какой бы онъ ни былъ, намъ съ цѣлымъ имъ куда дѣваться? возмемъ изъ него тѣхъ кой надобны, а имянно, коимъ по распредѣленію досталось ночевать въ горожанской улицѣ у мѣщзанина Бывалова. Изъ питомцовъ Марсовыхъ, какъ извѣстно, еще и нынѣ многіе не такъ то вѣжливо поговариваютъ съ почитателями мирной и благодѣтельной Цереры, а тогда, запамятуютъ старики, одинъ солдатъ присутствіемъ своимъ приводилъ въ страхъ и трепетъ цѣлую усадьбу. Пошехонье хоть было и Пошехонье; то есть: не Тентелева деревня, не скопище пентюховъ и охреяновъ, а городъ какъ рядъ дѣлу, да еще и не изъ послѣднихъ: однако красныя шапки и прочій снарядъ принагрянувшей на дворъ ватаги, не говорю, малымъ робятамъ, и отъ природы мнительной хозяюшкѣ, да и самому домоначальнику Бываломуц очень въ глаза бросились. И такъ изъ боязни, или изъ усердія, только онъ всемъ, что имѣлъ, безъ требованія, самъ, предваряя желанія гостей своихъ, старался сколько можно лучше ихъ уподчивать. Дѣло было подъ вечеръ: въ старину ужинывали рано, и ложились спать вмѣстѣ съ курами, да правда вмѣстѣ съ ними и вставали. — Но солдатикамъ, кои за вечернимъ столомъ въ угожденіе вѣжливаго хозяина гораздо поразвеселились, такъ скоро спать не хошѣлось, и вздумалось еще позабавиться. Они на тотъ разъ забыли все свое горе; велѣли засвѣтить и подать себѣ огня, и принялись выкидывать разныя штуки, кто во что гораздъ; иной затянулъ походную, тамъ, веселяся съ чистомъ полѣ. Другіе костей поломать, а нѣкоторые въ картёжъ наяривать; словомъ, дошли до того, что уже безъ всякаго зазрѣнія и табакъ стали понюхивать. А знаете ли какая ето трава, и отъ какого сѣмени прозябла? Хозяева смотрѣли на таковыя ихъ потѣхи и забавы, сжавъ сердце; но наблюдая долгъ гостепріимства, или лучше, боясь ихъ раздражить, не смѣли выговорить имъ ни одного противнаго слова. Многіе поступки гостей сихъ имъ не нравились; но ничто столь досадно и больно сердцу ихъ не было, какъ видѣть у себя проклятое зелье — разсыпаемое по столу — въ переднемъ углу и по всѣмъ лавкамъ, и къ тому явное презрѣніе святыни и бусурманство. Ибо они о картахъ не имѣя никакого понятія, и за неумѣніемъ грамоте, почитали росписанныя картинки (фигуры, какъ то: Короли, дамы и валеты) нѣкіими священными изображеніями, толковали оныя совсѣмъ въ другую сторону, какъ то по своему по старинному; а не но нашему по просвѣщенному. Нынѣ не только большой, да и малой ребенокъ въ чтеніи и употребленіи сего рода книгъ не ошибется, развѣ уже будетъ нещастіе, за ето я не ручаюсь; а тогда — видите сами — о времена! о нравы! какъ вы перемѣняетесь и мы съ вами! — Такимъ образомъ нахальные гости пробѣсились до полуночи, и не только домашнимъ никому, да и сосѣдамъ покою не дали: то то принеси, то тово дай, да подай, причуды за причудами, только слушай, да успѣвай; мѣднымъ пивомъ то и знай стращаютъ. Наконецъ уже подъ утро, какъ то нелёгкое ихъ угомонило. Но хозяину и хозяйкѣ при всемъ осуетѣніи было не до сна. Они боясь, чтобы тоже нелёгкое, которое спать уложило, опять ихъ не подняло, скорехонько огонь погасили, и сами прилегли для одного только виду. Они забившись на печь разсуждали съ ужасомъ о видѣнныхъ своими глазами и въ своемъ домѣ каверзахъ, не могши во всю ту ночь сомкнуть глазъ своихъ, и не знали, какъ бы по скорѣе провальныхъ сбыть съ рукъ долой. Такъ больно они имъ насолили! — ночь прошла въ хлопотахъ почти не видаючи: и на дворѣ уже началъ показываться бѣлой свѣтъ. Ночлежникамъ надобно вставать и снаряжаться проворнѣе; нѣжиться по барски да растягиваться тутъ нѣкогда; ефрейторъ стучится подъ окномъ, торопитъ, кричитъ: воровѣе, скоро сборъ ударятъ, да и въ походъ. Добренькая хозяюшка приготовила гостямъ своимъ позавтракать всего, и кисленькаго и солененькаго, а Бывалой хозяинъ припасъ, чемъ и ротъ прополоснуть. Гостямъ садиться за столъ было нѣкогда, перехватили кое какъ на скору руку, по солдатски, и какъ услышали барабанной трезвонъ, то недожевавъ куска съ полнымъ ртомъ изъ дому вонъ бросились почти опрометью, такъ что чуть было не за были гостепріимцамъ сказать: Спасибо за хлѣбъ за соль и за всѣ ласки. Однако послѣднимъ лучше всего было то, что Богъ гостей ихъ снесъ съ шеи долой. Какъ они ушли, то у всѣхъ домашнихъ словно гора съ плечь свалилась. Солдаты въ торопяхъ оставили на ночлегѣ хозяевамъ подарочекъ, и имянно волоній рогъ, и барыша еще съ порохомъ, послѣ можетъ быть и спохватились, да ужъ поздно, ворочаться нѣкогда, отстать отъ товарищей не льзя. Попечительная домостроительница прибирая послѣ нихъ все къ своему мѣсту, нашла его первая, и посовѣтовавшись съ муженькомъ своимъ, заключили оба навѣрное, что онъ набитъ проклятымъ табачищемъ; и такъ она тутъ же его въ огонь бросила, однако не совсѣмъ безъ примѣчанія. Она любопытна была видѣть, какъ ето проклятое зелье [16] Въ старину и порохъ называли зельемъ. Смотри древнюю Вивліоѳику. въ печи горѣть будетъ; да правду сказать было чево и поглядѣть. "Сперва, расказывала самовидица сія спустя нѣсколько времени другимъ, нацало его корцыцъ и коробицъ, какъ змѣю, и корцыло, корцыло, да сорокъ дворовъ какъ мень лизнулъ." Вотъ начало, откуда происходитъ сія толь часто употребляемая нами пословица.

Быль молодцу не укора, но ему пуще перечосу то, когда говорятъ про него небывальщину. Можетъ быть и про Пошехонцовъ нашихъ иное расказываютъ уже излишнее; чего я по отдаленной древности бытія ихъ рѣшительно ни утверждать, ни отрицать не смѣю, боясь, что бы ихъ ни тѣмъ ни другимъ не обидѣть, хотя думать о семъ такъ и сякъ можно. Въ числѣ таковыхъ сомнительныхъ повѣстей полагаю я для образца двѣ нижеслѣдующія; и ради самаго сомнительства ихъ предложу оныя, какъ можно короче.

1) Похвальный обычай поминать умершихъ примѣчается даже у дикихъ. Любовь и обязанность налагаютъ на оставшихся долгъ сей. — Пошехонцы были не камни; они имѣли сердца также нѣжныя и чувствительныя. Поминать родителей, сродниковъ и друзей всѣмъ людямъ естественно и свойственно; хотя обряды поминовенія не у всѣхъ и не всегда бываютъ одинаковы. У стариковъ, о коихъ здѣсь рѣчь идетъ, между прочимъ былъ обычай поминать родителей киселемъ съ молокомъ; (разумѣется въ мясоѣдные дни, въ посные же вмѣсто молока употребляли они по Христіанскому долгу сыту или овсяной цыжъ); но дѣло не въ етомъ. Я говорю здѣсь о самомъ обрядѣ ихъ поминовенія. Сказываютъ — что они при обѣдахъ на поминкахъ молока на столъ не ставили, а взявъ на ложку киселя прихлебнуть онаго изъ столовой своей ходили въ клѣть или въ подъизбицу, то есть, туда, гдѣ молоко стаивало, сколь бы далеко, высоко или глубоко ето не было. И что будто бы почерпнувъ молока они возвращались къ столу, садились на прежнія свои мѣста, скушивали при общей трапезѣ; потомъ опять взявъ на ложку киселя вставали изъ за стола, ходили вдругоредь за прихлебкой, и паки къ столу возвращались, и сей спасительной променадъ до тѣхъ поръ продолжали, пока опредѣленной для поминовенія кринки и станца не опорожнятъ. — Ежели такое сказаніе справедливо, то должно думать, что они довольно имѣли свободнаго времени и умѣли себя позабавить изрядно. Ибо ету церемонію можно бы гораздо сократить, хотя правду сказать, и тутъ нѣтъ бѣды ни малой.