Сборник - Новый альманах анекдотов 1831 года

Благосклонный прием публикою альманаха анекдотов на 1830 год поощрил меня к изданию оного и на 1831 год.

Анекдоты, помещенные в сем альманахе, выбраны и переведены из новейших французских и немецких периодических сочинений. Оригинальные анекдоты доставлены некоторыми господами издателями периодических сочинений в Москве и С. Петербурге, и другими особами.

К. Зейдель.

В последнюю войну россиян с турками, на отводном карауле близ Варны, молодые солдаты рассуждали о неприступности сей крепости, и решительно полагали, что нельзя взять ее. Бывший между ними старый солдат, сидел спокойно и курил, трубку, но при решительном определении товарищей своих о невозможности взять крепость, встал, бросил в сторону трубку, и с сердцем сказал им: «Врете вы, молодежь! Как нельзя взять? Начальство велит так непременно возьмем!»

«Ну, это другое дело!» — отвечали молодые солдаты.

Пехотный и флотский офицеры, переезжая на ялике через реку, завели между собой разговор о походах. Пехотный офицер рассказывал чудеса неустрашимости, и при всяком, случае говорил: «Как мы приступали», «как мы брали» и проч. и, наконец, сказал моряку: «Вы не можете вообразить, милостивый государь, какова должна быть неустрашимость, когда мы в генеральном сражении шли на штыки против неприятеля под тучею ядер, картечи и пуль, вдруг сделалось ужасное землетрясение, мы и тут»… но в это самое время моряк умышленно облокотился на борт. Ялик от сего пришел в колебание; пехотинец, побледнев, закричал: «Ай! Ай! Что это такое?»

«Не бойтесь ничего, сказал моряк; это не земля, а только ял колеблется».

В начале июля 1824 года явился перед островом Ипсарою многочисленный турецкий флот. Ипсариоты, видя ежеминутное умножение неприятельской силы, и не имея надежды на скорое прибытие союзных с ними флотов: Гидрютского и Специотского, решились умереть геройскою смертью. Июля 4, в 2 часа пополудни, явился у ворот Св. Николая ипсариот с зажженным факелом, в намерении кинуть его в устроенный там пороховой погреб, но пуля неприятельская поразила его; является другой, третий, и таким образом около десяти, человек, но всех их постигла участь первого. После сего греки прекратили на несколько минут сражение. Турки, почтя сие знаком, что греки намерены сдаться, бросились толпами в крепость.

Вдруг раздался пушечный выстрел, на стенах является ипсариотское белое знамя с надписью: «Свобода или смерть», и в одно мгновение с ужаснейшим треском все взлетает на воздух, все рассыпалось в прах, турки и греки исчезли; земля потряслась, корабли близ стоявшие повреждены и все пало жертвою сей героической решимости.

Несколько французских офицеров, взятых в плен морскими разбойниками, попались в руки Али Паши. Он предложил им вступить к нему на службу. Офицеры от сего отказывались и просили позволения возвратиться в отечество. Али, желая привести в лучшее устройство свое войско, предлагал им весьма выгодные условия, но офицеры оставались твердыми в своем намерении. Али, не показывая ни малейшего негодования на отказ сей, пригласил их на другой день вместе с ним прогуляться, чтобы осмотреть Янину.

Прибыв на одну площадь, офицеры были поражены ужасным зрелищем: они увидели двух несчастных, с которых сдирали кожу. «Какое их преступление?» — спросил один из офицеров. «Они не хотели мне служить!», — отвечал Али хладнокровно.

По возвращении во дворец, Али Паша снова повторил предложения свои, и офицеры тотчас объявили согласие. Пленникам сим был вверен надзор за артиллерией, и сему ужасному убеждению Али обязан усовершенствованием оной.

Барона К. посетил некий знатный вельможа. Барон, желая блеснуть богатством своим, приказал дворецкому, поставить на стол к обеду все серебро, которое в доме находилось. Но как досадно было барону, когда он увидел, что приказание его с излишнею точностью было выполнено: гости заметили, что между множеством серебряных вещей было положено на стол и 12 пар серебряных шпор господина барона.

«Что вы скажете о «Цирюльнике»?» — спросил любитель итальянской оперы знакомого своего, недавно приехавшего в столицу.

«О каком цирюльнике?» — возразил знакомый.

«Я говорю о Севильском цирюльнике (Barbiere de Siviglia)», — сказал любитель».

«Мне нет надобности в Севильском цирюльнике», — отвечал приезжий, — «Я сам бреюсь».

«Я никогда не обучался французскому языку», — сказал некто, — «но отчасти понимаю его, потому что французы употребляют много русских слов, например: амбиция, шапо-ба, партер, ложа, компания, и проч».

«Сколько тебе лет?» — спросил капитан у солдата.

«Двадцать два года, ваше благородие», — отвечал солдат. Мне было бы теперь двадцать три года; но я целый год пролежал в лазарете».

«Барин! Барин! У нас отрезали чемодан от повозки», — кричал слуга, вбежав в комнату постоялого двора.

«Ну, что за беда?», — отвечал господин, — «не беспокойся, поживы мошенникам не будет! Ключ от чемодана у меня в кармане»!

Любители музыки сравнивали творения Моцарта и Россини, давая то одному, то другому преимущество.

«А вы что скажете о сих виртуозах?» — спросил некто у известного композитора В.

«Что до меня касается», — отвечал В., — «то я уподобляю Россини прекрасному тюльпану, а Моцарта алою, который в 100 лет лишь только однажды цветет».

В городе М. был скупец, который мало ел, почти не спал, и день и ночь стерег свой огромный сундук. Он имел цепную собаку, которая понравилась одному из его приятелей, и скупец продал ее, но оставил у себя цепь. На что? Всякую ночь, страшась воров, он выйдет, бывало, к воротам, полает, погремит цепью, и делает это несколько раз каждую ночь, дабы воры думали, что у него есть собака.

Этот скупец вдруг сделался жестоко болен; сын его бросился за доктором, и, возвратившись домой, нашел что отец уже опамятовался.

«Что это ты так скоро возвратился?» — спросил скупец.

«Чтобы поскорее позвать доктора, я нанял извозчика».

«Как, извозчика? А что ты дал ему?» — спросил отец с ужасом.

«Гривенник», — отвечал сын.

Скупец затрепетал.

«Гривенник!» — вскричал он, упал и умер.

Бедняк, никогда не бывший в маскараде, потому, что плата за вход была для него дорога, вздумал войти в оный, подкупив часового у дверей стоявшего. Он предлагает ему мелкую серебряную монету, прося впустить его.

Часовой берет монету и не воспрещает ему входа; но сколь велико было его изумление, когда вместо маскарадной залы очутился он в коридоре. Проходя по оному, увидел он в конце коридора другого часового.