Ирина Райкова - Петр I. Предания, легенды, сказки и анекдоты

С той-то поры и мужика звали Лысой головой, да и порог стали называть Лысой Головой, а что теперь-то зовут Лисьей Головой — так это уж по забытью народ переменил.

Петр Первый имел проезд при деревне Шестовой, ехал он в Архангельск; почтовая дорога тут пролегала и теперь виднеется. Крестьяне из окольных мест собрались во множестве, видимо-невидимо на горе — верста будет от деревни; день был гулярный [2] Гулярный — праздничный. . Наместный староста с выборными навстречу вышли с хлебом-солью, как водится, по русскому обычаю. Выступил Петр Первый из коляски; росту он был высокого, ученья великого; хлеб-соль принял и с крестьянами разговор держит.

— Каково вы, крестьяна, поживаете и какой же у вас промысел есть?

Тут крестьяне пословечно стали ему высказывать…

(Далее предание повествует о том, как крестьяне предложили Петру создать Мариинскую водную систему — соединить Ковжу с Вытегрою, чтобы им не возить хлеб гужем. — Соcт. )

Придумался Петр Первый, головой потряхивает и видит: живут тут люди не слепцы, не по канату ходят, народ сметливый, работный. Заложил себе это слово на ум и поехал дале. С тех пор эта гора зовется Беседная гора…

В начале нынешнего столетия еще жив был 115-летний старик Пахом, который был непосредственным свидетелем того, как Петр I, скоро после этой беседы, хлопотал уже о соединении этих вод. Седой, как лунь, этот старик подробно рассказывал, как царь, в течение десяти дней, бродил по лесам и болотам и осматривал те места, где предполагалось соединить Ковжу с Вытегрою. «А батюшка-государь, — говорил Пахом, — был роста высокого, всех людей выше целою головою. Он часто встряхивал своими черными волосами, а пуще когда бывал в раздумье. Надежда-государь не гнушался нашего житья-бытья; кушивал нашу хлеб-соль и пожаловал отцу моему серебряный полтинник».

В Архангельской губернии есть селение Важмосолма. Ехал государь в Архангельск, к этой деревне подъезжает и видит: жнут девки и бабы в басе-красе — что твой маков цвет, и песни поют — что твой соловей заливается. Загорелась душа у царя Петра I, заискрились очи ясные, сколыхалась грудь его белая, закипела утроба богатырская. «Стойте, — говорит он. С коня слез. — Здесь пир устрою, — говорит, — на весь мир». Велел он тут из снопов столы делать и скамейки, и кушанья варить, и вино курить. Рассадил по местам, кому где быть надлежит: баб с мужиками, девок с молодыми парнями. И давай угощать! Петр Великий все хохотал, а девушки и бабы ему песни пели. Одна песня в особе ему прилюбилась: как споют ее, еще, скажет, девоньки, спойте. Девки пели:

Слышит он ее и голову свою наклоняет и думает, а парни и девки развеселились, не дают ему думу думать. Снопы разбросали и стали разноличные игры водить и плясать в размашистую. «Вот так важная солома!» — сказал будто бы Петр I. И с этих-то слов государевых стали будто бы звать это место Важмосолма.

В последнее пребывание, весной 1724 года, на Олонецких марциальных водах государь получил какое-то важное известие, которое требовало немедленного присутствия его в Санкт-Петербурге. Государь недолго собирался в путь, тем более что намерен был сряду же возвратиться на воды для лечения. Приказал подавать лошадей.

Надобно заметить, что во всех отъездах государя с марциальных вод ему поставлял отличных лошадей крестьянин деревни Кончезеро Иван Федоров — человек зажиточный, ловкий и вполне искусный кучер.

Лошади были готовы. Государь, садясь в экипаж, изволил заметить кучеру Федорову, что ехать нужно поскорее. Станция была немалая — 35 верст, на трех лошадях и по дороге неважной. Федоров вполне уверил государя.

Лошади тронулись, и экипаж поехал вдаль. Проехавши верст 15, одна из пристяжных стала останавливаться. Ямщик, не задумываясь, спрыгнул с экипажа, отложил ее и оставил тут же, на дороге, а сам за вожжи — и вперед. Оставалось шесть верст до Шуи.

Поднялись лишь на гору, у самого берега озера Укшезера — и другая пристяжная стала, нейдет и только. Делать нечего, ямщик должен был так же поступить, как и с первой.

Государь серьезно сказал Федорову:

— Не довезти тебе.

— Нет, ваше царское величество, довезу, эта лошадь стоит десяти тех.

И в самом деле, Федоров обнадежил не напрасно: он знал своего испытанного коня, да и вся дорога впереди покатистая, под гору. Лишь только взялся за вожжи, конь с бешенством, как вихрь, понесся по дороге, и в несколько минут экипаж остановился в Шуе, у перевоза.

Государь, видимо, был доволен такой находчивостью и решительностью своего ямщика: вышел из экипажа, снял с себя спальный или рабочий, вышитый серебром колпак и, надевая на голову Федорова, сказал:

— Вот тебе подарок, приеду — награжу.

Не знал Федоров, что с ним делается: и подарок царский, и страх, и удивление…

Государь отправился вперед. Федоров же с тех пор стал прозываться Колпаков, и фамилия эта доселе принадлежит его потомству.

Есть народное предание, что дедновцы (жители села Дедново Рязанской губернии) отправили своего старосту с выборными людьми от всего мира встретить Петра Великого с хлебом и солью. Государь, принимая от них приношение, спросил старосту об имени. Староста огласил себя Макаром. Государь сказал: «Хорошо». Потом спросил и других об имени. Дедновцы вообразили, что имя старосты их понравилось царю, и все до единого назвались Макарами. Государь, смеясь, сказал: «Будьте же вы все Макарами». С тех пор дедновцы слывут Макарами.

Путешествуя к Архангельску, Петр посетил Топецкое село Архангельской губернии, и, выходя из карбаса на илистый берег села, он с трудом мог идти по нем, сказавши при этом: «Какой же здесь ил!» И с той поры место это и поныне не называется иначе как Ил.

Придя в село, государь вошел в дом крестьянина Юринского и у него обедал, хотя обеденный стол был приготовлен для Петра в другом доме. Сей крестьянин, когда Петр выходил из карбаса на берег, случайно рубил на берегу дрова и, таким образом, первый поздравил государя с благополучным прибытием. Посему-то Юринский и был отличен перед прочими односельчанами. На память посещения своего государь пожаловал ему две чарки серебряные и таковой же именной перстень да несколько тарелок. Сверх того Петр дарил Степану Юринскому столько земли, сколько он видит, но благоразумный Юринский довольствовался пятьюдесятью десятинами.

Существует пословица, распространенная по всей России: «Вытегоры — воры, у Петра Великого камзол украли». Сохранился рассказ о самом факте, который послужил поводом к ней.