Автор Неизвестен - Сказки народов Югославии

От Эгейского моря до гор Словении, от Дуная до Адриатики в течение многих веков рассказывают сказки сербы, хорваты, словенцы, македонцы, черногорцы, боснийцы и герцеговинцы. Пестрота и разнообразие народных рассказов балканских славян объясняются отчасти культурными влияниями: византийским, турецким, итальянским, немецким. Три религии — православие, католичество и ислам — столетиями разделяли южных славян на три не совпадавшие с этническими группы, чью культуру питали разные источники легенд, поверий, преданий. Глубокий след в народном сознании оставило и богомильское движение с его дуалистическим восприятием мира как арены противоборства добра и зла, света и тьмы. Следует удивляться тому, что при этих влияниях и различных наслоениях сербы, хорваты, македонцы и другие южнославянские народы сохранили в значительной степени общность воззрений на природу, общество и судьбы человека. Эта общность — как можно предположить — восходит еще к древнейшим, может быть, общеславянским временам. Разнообразие и единство югославского фольклора особенно привлекает нашего читателя, который чувствует его родство с русской сказкой и в то же время удивляется нежданным образам сказки Балкан.

Сторонники сравнительного метода изучения народного творчества чего только не нашли в югославском фольклоре! Они обнаружили мотивы из староиндийской «Панчатантры» («Змей-жених», «Граф-боров»), из арабской «Тысячи и одной ночи» («Язык животных», «Али-баба и сорок разбойников»), из средневекового сборника рассказов и анекдотов «Деяния римлян» и даже из французских сказок Перро («Кот в сапогах»). Отмечено было широкое распространение у балканских народов легенды о Леноре и мертвом женихе, который прискакал ночью за своей невестой и увез ее в загробное царство (на эту тему была написана известная баллада немецкого поэта Бюргера). Можно обнаружить в сказках южных славян и общие мотивы с Шекспиром, родственные итальянской новеллистике. «Драхма языка» живо напоминает «Венецианского купца» Шекспира, хотя действие рассказа происходит в мусульманской среде Боснии. Мотив одной из самых ярких сербских сказок «у царя Трояна козлиные уши!» — можно возвести к легенде о царе Мидасе, которую находим у Овидия.

Однако современные исследователи фольклора обращают все большее внимание не на сходство мотивов в легендах, сказках и песнях разных стран, а на своеобразие народного творчества. Стало ясно, что многие сопоставления фольклористов — иллюзорны, и то. что раньше считали заимствованием, объясняется близостью общественного строя, обычаев и учреждений у разных народов на одинаковом уровне социального развития (например, при феодализме), которое и порождает схожие ситуации и вызывает родственные образы и представления.

Первым в Европе собранием народных сказок был сборник Джамбаттиста Базиле «Сказка сказок, или Пентамерон», изданный в Неаполе в 1634 году. Книга Шарля Перро «Сказки моей матери гусыни» появилась во Франции спустя шесть десятилетий. К систематической записи народного творчества южных славян исследователи приступили более полутораста лет назад. Основоположником изучения сербскохорватского фольклора был выдающийся деятель славянской культуры Вук Караджич (1787 — 1864). За свою долгую жизнь Вук, сам потомственный гусляр и сказочник, исходил все области нынешней Югославии, собирая народные песни, сказки, предания. Им было подготовлено три издания народных сказок (первое вышло в 1821 году), причем каждое последующее пополнялось как за счет его собственных записей, так и тех. которые он просил других записывать и присылать ему. Европейскую известность сказки, собранные Караджичем, получили после выхода в свет немецкого перевода, сделанного его дочерью (1854). В предисловии к немецкому изданию Якоб Гримм восторженно приветствовал эту сокровищницу народной мудрости, свидетельство высокой одаренности и остроты ума славянских народов. Он восхищался непосредственностью, простотой и ясностью языка, богатством красочных деталей и неожиданных сюжетных ходов. Труды Вука Караджича нашли многочисленных продолжателей: десятки собирателей в течение XIX и XX веков записывали народные песни и рассказы. Некоторые из них специализировались на одном жанре. Так, например, Вук Врчевич интересовался главным образом юмористическими рассказами и анекдотами.

Художественное достоинство народного рассказа часто зависит от случая. Даже самый занимательный, выразительный и хорошо построенный рассказ, сочиненный в незапамятные времена неизвестным одаренным сказителем, может утерять много ценных деталей в устах неопытного рассказчика. Наоборот, запутанные и даже маловразумительные сюжеты и мотивы талантливый сказочник может преобразить в яркое и убедительное повествование. Поэтому так велика роль собирателей народного творчества, их умения различать значительное от второстепенного, художественно ценное от бездарного в живом и непрестанно меняющемся потоке народного повествования. Лучшим судьей устной литературы южных славян был, бесспорно. Вук Караджич, порой в течение многих лет терпеливо искавший лучший вариант слышанной им сказки или песни.

У южных славян встречаются волшебные сказки о дивах, драконах. горных волшебницах, крылатых конях, заколдованных предметах, чудесных превращениях. Двери хижин и дворцов летят с петель, врывается (как в сказке «Баш-Челик») неведомая сила. слышатся голоса чудищ, требующих себе в жены красавицу. Братьям или женихам приходится освобождать пленницу, преодолевая страшные препятствия. Расточительный сын, придя в отчаяние, находит в сундуке своего умершего отца кошель, в котором медяк превращается в золотой дукат, шаровары, делающие человека невидимкой, или волшебную свирель, вызывающую покорных воле музыканта гигантских арапов. В пещерах живут свирепые и вещие змеи, которые могут сожрать героя, но за услугу также и одарить его драгоценными каменьями.

Летом на завалинке, где-нибудь на краю села, достаточно рассказчику сделать неопределенный жест вдаль, где синеют горы, где облака громоздятся над пропастями, и зачарованных слушателей не надо убеждать, что до сказочного мира — рукой подать. Каждый видел своими глазами водоем у дороги, из которого Королевич Марко поил своего пегого коня, говорившего человечьим голосом. На камнях до сих пор сохранился след копыта Шарца. Сам Марко не умер, он спит в пещере на горной вершине, чтобы освободить, когда придет срок, сербов от турок. Так рассказывали сербы, а словенцы ждали освобождения и царства справедливости от спящего в недрах гор короля Матияша. Фантастичное сливалось с чаяниями и надеждами угнетенного народа, побуждая его к сопротивлению.