Александр Рудазов - Призрак [litres]

– Это они могут, вы правы. Но обычно не заходят – не любят закрытых пространств. А если голодный дух все-таки попадет в какое-нибудь помещение, то скорее всего уже не сможет найти дорогу обратно. Плохо ориентируются, понимаете?

– А кто они вообще такие? – спросил Данилюк. – Чего им от меня надо-то было?

– Да не от вас. То есть – не конкретно от вас. Голодные духи – это, молодой человек, наши же с вами собратья по несчастью. Такие же призраки, когда-то бывшие людьми. Только деградировавшие до скотского состояния. Теперь вся их жизнь, все их существование – ловить других духов и… кушать. Такая вот у них жизненная колея, простите за выражение.

– Ого, – только и смог произнести Данилюк. – Не позавидуешь.

– И не говорите, молодой человек. И не говорите.

– Это, выходит, они… какая-то нечистая сила? Или что? Священников они боятся, так?

– Не всех, к сожалению, далеко не всех, – покачал головой Тряпочкин. – В церкви люди тоже очень разные, и на большинство из них голодным духам начхать. Но встречаются иногда и такие, как отец Амвросий… подлинные старцы. От них нечисть действительно шарахается, как от огня. Но таких сейчас мало… да и всегда было мало.

Квартира, в которую вломились Данилюк и Тряпочкин, была обитаема. Хозяева сейчас, понятно, крепко спали – причем прямо здесь, в двух шагах от беседующих призраков. Тряпочкин их игнорировал, да и Данилюк уже привык не обращать на живых внимания. Из любопытства он просунул руку сквозь одеяло и сказал:

– Порфирий Михалыч, давайте проясним один момент. Мы ведь с вами мертвы, верно? Я ничего не путаю?

– Само собой, юноша, – доброжелательно ответил Тряпочкин. – Мертвы, как дронт. Я уже довольно давно, а вот вы, как я понимаю, совсем недавно.

– Всего несколько часов, – мрачно ответил Данилюк. – Этим вечером дуба дал.

– Что ж, сочувствую. В таком молодом возрасте это всегда печально.

– Да-да, разумеется. Но я что хочу спросить – если мы уже мертвы… что эти голодные духи нам могут сделать? Во второй раз же мы не умрем?

– Во второй раз, безусловно, не умрем.

– Тогда что произойдет? Если они нас… э-э-э… скушают.

– Не уверен точно, – задумчиво ответил Тряпочкин. – Сам я этого своими глазами не видел, а те, кто видел, – уже никому не расскажут. Мне доводилось встречать тех, кого они не доели, но, сами понимаете, не тех, кого сожрали целиком. Однако я слышал, что после этого все заканчивается.

– Что все? – не понял Данилюк.

– Все. Вот это. Наше с вами нынешнее существование.

– То есть… совсем?.. Исчезнешь окончательно?

– Нет-нет, не совсем окончательно, конечно… Просто перестанешь быть призраком и… отправишься на следующее рождение.

– То есть… реинкарнация? – уточнил Данилюк. – Это так называется?

– Ну… в общем, да. Родишься заново.

– Так это же хорошо. Хорошо ведь? – усомнился Данилюк.

– Ну кому как. Ты ведь не оживешь, а переродишься. И при этом потеряешь память. Снова придется учиться говорить и ходить на горшок. Если вообще родишься человеком, а не тараканом каким-нибудь. Лично я предпочитаю еще немного пошастать. В доле призрака есть свои приятности, знаете ли.

– И долго это шастанье будет продолжаться?

– Это уж как получится. Обычно быстро заканчивается. Но некоторым удается протянуть довольно долго.

– Насколько долго?

– Знаете, кем я был при жизни, юноша? – хитро прищурился Тряпочкин.

– Кем?

– Коллежским асессором.

– Кем?.. Кем-кем?! – дошло до Данилюка.

– Вот именно. Ваше высокоблагородие, так сказать. Я уже больше ста лет в таком вот виде.

– Ничего себе, – подивился Данилюк. – А много вообще на свете таких вот, как мы?

– Бродячих призраков-то?

– Ну да. Не все же после смерти вот так… шастают? Тогда бы призраков вокруг было больше, чем живых… а я за день видел всего нескольких.

– Вы правы, юноша, мы с вами и нам подобные – исключение из правила. Почти все умершие сразу или почти сразу уходят на ту сторону. В загробный мир. Либо кто-то за ними является, провожает, либо сами уносятся.

– А мы-то с вами почему здесь?

– Да кто ж его знает… – вздохнул Тряпочкин. – Я на той стороне ни разу не был, в этой механике толком не разбираюсь. Хотя вы, молодой человек, раньше времени не переживайте. Просто потерпите немножко. Некоторых забирают с задержкой. Через несколько часов, а то и дней. Вы ведь точно умерли, окончательно? Может, вас просто еще можно реанимировать? Такое случается.

– Не, там вообще все всмятку, – мотнул головой Данилюк.

– Ну тогда просто подождите. До похорон хотя бы. Вот если и к тому времени никто за вами не придет… тогда начинайте беспокоиться.

Тряпочкин предложил покинуть здание с другой стороны. Скорее всего, голодные духи уже ушли, но есть шанс, что они по-прежнему сидят там, подстерегают. Лучше не рисковать.

Данилюк пока не очень свыкся с тем, что он теперь дух. Огибал предметы мебели, сквозь двери и стены проходил осторожно, пробуя сначала рукой, как холодную воду. А вот Тряпочкин шел по прямой, безразличный к преградам.

Он даже не перебирал ногами. Просто плыл вперед, словно несомый ветром. Ступни его при этом то слегка погружались в пол, то чуть над ним приподнимались.

Настенные часы в одной из квартир сказали, что сейчас половина четвертого ночи. Самое глухое время суток – все «совы» уже уснули, никто из «жаворонков» еще не проснулся. Бодрствуют только «летучие мыши» – и одну такую Данилюк с Тряпочкиным по пути встретили. Худенькая конопатая девушка сидела перед компьютером, сосредоточенно щелкая мышкой. Данилюк, вышедший из стены прямо перед ее лицом, невольно опешил, но девушка, разумеется, даже не вздрогнула.

– Все еще не привык, что мы невидимы, – сказал Данилюк Тряпочкину.

– На самом деле не невидимы, – поправил тот. – Просто люди нас… игнорируют.

– Как это?

– Ну, техническую сторону вопроса я не знаю. Но слышал, что это как с носом.

– В смысле – с носом?

– Нос – он же у нас всех перед глазами, верно? Глаза постоянно на него смотрят. Но разве вы его видите?

– Хм… Да, и правда.

– Вот и с духами так же. Живые смотрят на нас, но не видят. Хотя мы – вот они.

Данилюк немного подумал, дважды обошел вокруг девушки, проходя прямо сквозь компьютер, и неуверенно сказал:

– Но я могу увидеть свой нос. Если сильно скошу глаза, он виден.

– И нас тоже живые могут видеть, – кивнул Тряпочкин. – Те, кто умеют правильно… скашивать глаза. Только такие умельцы встречаются дюже редко – я за всю послежизнь только раз одного и встретил.

– И что он? – заинтересовался Данилюк.

– Да ничего. Увидел меня, хмыкнул, да и мимо прошел. Я к нему было с разговорами, так и сяк, а он только глянул недобро и шаг ускорил. Ему-то, видно, призраки не в диковинку были.