Ника Ветрова - Университет вредной магии. Пособие по выживанию

– Сильно…

«Сильно – что?»

– Я так сильно хочу тебя, – простонала, дрожа от чего-то непонятного, сладкого, предвкушающего.

«Да», – прошептал голос внутри.

– Черт! – выругался кто-то совсем близко.

А после я вдруг оказалась прижата к прохладной стене с такой силой, что не осталось дыхания, и голос того, кто был рядом, прошептал у самого уха:

– Все будет не так, Станислава, совсем не так. Ты в белоснежном легком платье, притягивающем взгляды, храм на вершине скалы, море, бушующее у ее подножия. И мой взгляд, восторженный, сияющий, исполненный любви и нежности. И слова клятвы, моей тебе клятвы в верности, любви, преданности, и обещание защищать и оберегать – от бед, от трудностей, от обид и печалей.

Я задохнулась от восторга, представив, как буду подниматься в белоснежном свадебном платье по ступеням вверх, навстречу ветру, солнцу и чему-то эпически важному в моей жизни.

– Страсть, освященная любовью и преданностью, самая сладкая из страстей, Стася, – шептал голос у самого моего уха, – это страсть без оглядки, без страхов и сомнений, страсть, в которой женщина не боится раскрыться, страсть, в которой нет ничего постыдного. И если ты когда-нибудь ответишь мне «да», Станислава, если ты… Я буду любить ночи напролет, я буду любить так, как никто не полюбит, я буду ласкать столь нежно, как никто не сумеет, я.

«Иди ко мне, Стасенька, иди.»

Но я оставалась стоять, почему-то мне было важно дослушать до конца тот, другой голос, звучащий рядом со мной.

И я прошептала:

– Да.

– Что? – хрипло переспросил голос у моего уха.

– Я говорю тебе «да», – выдохнула, едва не теряя сознание.

И кто-то, обхватив за талию, рывком прижал к себе, а после сказал:

– Повтори.

– Да, – прошептала, чувствуя, что все же теряю сознание.

Тишина. Напряженная, тяжелая, сумрачная и едва слышное:

– Скажи в третий раз, и ты моя, Станислава.

«Что? – взревел кто-то внутри. – Стася, нет, слышишь? Нет! Не смей! Стася, не.»

– Да, – выдохнула я.

«Какого.» – начал внутренний голос, но его прервали.

Поцелуем, от которого закружилась голова, ладонями, что сжали мое тело, прикосновениями, настолько нежными, что в душе появилось ощущение полета.

А потом все прекратилось, поцелуй в смысле, и кто-то сокрушенно произнес:

– Вот это я вляпался… Черт!

– Не люблю чертей, – прошептала, потянувшись вперед в надежде вернуться к приятному и головокружительному.

– Заметно, – и меня не поцеловали больше.

Вот вообще. Но обнимали все так же крепко и даже как-то крепче в объятиях сжали, что дышать страшно стало. А потом хрипло простонали снова:

– Вот это я вляпался. и оправдаться перед самим собой нечем.

Внезапно в моей голове наступила странная звенящая совершенно блаженная тишина, тело обмякло, захотелось улыбаться, и еще чувство такое – свободы, и тело больше вовсе не ломало.

– Так, Григорьева, а теперь медленно открываем глаза, – произнес кто-то.

И я почему-то даже подчинилась, хотя ресницы были как свинцовые, и вообще хотелось этого кого-то обнять и подремать на его плече и.

И стоп!

А что вообще здесь происходит? И где я?!

Глаза открывала не медленно – распахнула мгновенно. и тут же зажмурилась, потому что свет резанул.

– Я же сказал – медленно, – отчеканил декан чертового факультета, то есть самый настоящий черт!

– А чего вы вообще командуете? – возмутилась я, медленно распахивая веки.

И обалдела!

У него были такие зеленые глаза! Зеленые-презеленые, и они сияли, прямо как его белозубая улыбка, точнее… ухмылка. Наглавато-пошлая такая.

– И чего происходит? – с подозрением поинтересовалась я.

– Абсолютно ничего, – сказал черт таким тоном, что сразу стало ясно – полный песец.

Это когда весь такой песец, но очень полный.

– Что-то мне не нравится, – задумчиво решила я, так же подозрительно разглядывая декана.

И вот тут произошло нечто!

Владлен Азаэрович внезапно прижал меня к стене всем своим могучим торсом, наклонился и проникновенно прошептал:

– Значит, говоришь, разрешение на заселение моим чертям не подпишешь?

И как-то он так это сказал, что мне сразу подумалось – лучше бы взять да и подписать сразу, но у меня же природная вредность.

– Не подпишу! – заявила я, в свою очередь напирая на черта бюстом.

Ну и что, что у него торс повнушительнее, мы тоже не лыком шиты.

– Не подпишешь, значит, – на чертовой морде расплылась предвкушающе-победная ухмылочка. – Что ж, дорогая, – промурлыкал Владлен Азаэрович, – в таком случае я тоже наш развод… не подпишу.

У меня отвисла челюсть!

Черт, весело подмигнув, поднял ее, отчего я клацнула зубами, отлип от меня и от стены, крутанулся и направился на выход из подсобки, в которой мы, оказывается, пребывали в обществе швабр, веников, ведер и тряпок.

И вот когда он уже дверь открыл, эту самую подсобку потряс мой вопль:

– Что-о-о-о?!

Грациозно обернувшись, что вообще не вязалось с его комплекцией, Владлен Азаэрович снизошел до объяснений:

– Ты трижды сказала мне «да», Станислава. И перед последним «да» я предупредил тебя о последствиях. А ты его все равно произнесла. И теперь, по законам Преисподней…

Он не стал договаривать, но это и не требовалось – намек был более чем прозрачен. Короче, он же черт, у них существует норма права, регулирующая устные договоренности, и про три «да» я слышала и раньше, только вот.

– Черт! – простонала я.

– Именно так, – Владлен Азаэрович широко улыбался. – Кстати, дорогая, расизм в моей семье не приветствуется. Избавься.

Находясь в прострации после услышанного, я шепотом спросила:

– И что, большая семья?

Декан пожал плечами, посмотрел в потолок и начал подсчитывать:

– Отец, пять матерей, семнадцать братьев, четырнадцать сестер… кстати, все черти… Эм, не помню, сколько племянников, я не считал, но тебе придется – ты, как моя первая жена, будешь обязана вести семью и, соответственно, запоминать все дни рождения… – Он задумался и продолжил: – Так, пять бабушек. Я, к слову, старший сын, так что после смерти моего отца все бабушки и матери будут жить с нами. Эм.

Я не понимала – это шутка или он серьезно? А еще я понять не могла – он реально про брак? Нет, устное согласие, конечно, тут имеет значение, но чтобы настолько, это. это.

– Кстати, четыре тетки незамужние тоже будут жить с нами, – продолжил Владлен Азаэрович, – ну и.

– СТОП! ХВАТИТ!!! – заорала я.

На мой вопль Владлен Азаэрович отреагировал движением руки, типа «не мешай», и продолжил:

– Нет, я еще кого-то забыл. Эм. Ты ведь к старикам хорошо относ ишься, да? Насколько я в курсе, старшая невестка раз в месяц моет старшим членам рода ноги, ну так, в рамках традиционного поклонения.