Оксана Есипова - Дар

Как же зажечь проклятую свечу? Я выбрала лучшую из своих фирменных ведьминых улыбок и открыла дверь.

– Привет, это тебе, – он улыбался открыто и нежно, протягивая мне букет из огненно-красных маков, – бери же!

Я не видела его почти семь лет, с нашего последнего крестового дворового похода за соседской черешней. Послушно взяв букет, я сжала его двумя руками вместе со злополучной свечой и застыла на пороге тихим изваянием, любуясь сильными плечами, ладной фигурой и большими умными карими глазами старого друга.

– Можно войти? Чаем напоишь?

– Прости, у нас клиент. А вечером заготовка трав, – неуверенно пробормотала я.

– Хорошо, тогда может погуляем, как освободишься? – он шагнул ко мне, наклоняя голову и на короткий миг касаясь волосами моего лба.

За эти несколько секунд тысячи воспоминаний безумным потоком пронеслись у меня в голове. За нами бежит разъяренный сосед, а я, самая мелкая из всей деревенской шпаны, бегу последней. Сердце выпрыгивает из груди. Впереди высокий забор, который мне никак не одолеть. Но сильные руки друга подтягивают меня. Мы сидим вдвоем у ночной реки, взахлеб смеемся и едим черешню. Сок течет по моим губам, по моим рукам, под ногтями черным-черно. Я счастлива и не думаю о неизбежной домашней расплате.

Всполохи факелов около моей избы и нервная родня, перевернувшая в поисках меня вверх дном всю деревню. Большая чашка чая с травами в моих руках. Мама долго и путано объясняет, почему мы должны общаться только внутри семьи. Сизый неровный туман в голове, словно от вина.

Медленно наползающее отвращение ко всем мальчикам, юношам, мужчинам. Нельзя, неправильно, невозможно! Мы – жрицы магии. Магии истинной, женской. Мужчины нужны лишь для продолжения рода.

– Извини, я не могу, – я отвечала очень тихо и очень серьезно.

Твердо. Не запинаясь. Он внимательно посмотрел мне в глаза, осторожно за подбородок поднял мою голову, едва коснулся моих губ своими губами и, чуть помедлив, развернулся и ушел. Я спешно прикоснулась к губам, мне почудилось, что они горят ярким, живым, настоящим пламенем. Нет, просто показалось.

Вечером после ужина все дружно разбирали травы. Мама изредка улыбалась сестре и привычно ворчала на меня. Мне было все равно. Я отложила колющий руки пучок и взяла в руки свечу. Кажется, мама что-то недовольно выговаривала мне, я не слышала, а крепко сжимала многострадальную свечу руками.

Все исчезло, кроме мимолетного прикосновения его волос, невнятного запаха кожи, пламени на моих плотно сжатых губах. Свеча укоризненно посмотрела на меня и фитиль затрепетал неровным пламенем. За столом все притихли, тетка бросилась ко мне и обняла за плечи.

– Я могу, – твердо сказала я.

– Да, умница, кажется, у тебя получилось, – удивленно пробормотала мама, – завтра попробуем еще.

– Нет, я могу. Могу встречаться с мужчинами. И сегодня я иду на свидание, – я поднялась, прижала к себе урчащего Дара и открыла дверь.

Я безмятежно задрала голову наверх и навстречу мне качнулось ночное звездное небо. Казалось, что звезды не удержатся на своих небесных местах и посыпятся мне за ворот, как муравьи. Я тихонько засмеялась от этой странной мысли.

– Что-то вспомнила? – тут же чутко среагировал любимый, прижимая меня к себе еще крепче, и, не дожидаясь ответа, без перехода спросил, – А ты, наверно, на отца похожа? Я никогда его не видел.

Мне внезапно стало холодно. Я тоже никогда не видела своего отца, и меня это совершенно не тревожило. Но впервые в жизни я задалась простым вопросом: почему я так не похожа внешне (и не только!) на своих родственниц? И почему этот вопрос раньше никогда не приходил мне в голову.

Я молча подбросила в затухающий костер дров, стрельнула глазами, разжигая его посильнее.

Мне было нечего ответить любимому. Внутри меня росло чувство, что что-то непоправимо сломалось этой ночью и уже никогда не будет прежним.

Мое положение в доме в последнее время изменилось. Я по-прежнему не принимала клиентов, мне просто нечего им было предложить. Но я устраивала при входе небольшое шоу. Запускала гостя в полумрак избы, давала в руку свечу и, смакуя заклинание на несуществующем языке (вот тут я отрывалась по полной, раз от раза все больше пугая домашних безумной фантазией и гортанными звуками), торжественно зажигала ее взглядом. Если у меня было хорошее настроение, то к этому я добавляла не менее эффектное разжигание очага.

Столь впечатляющая демонстрация возможностей нашей семьи работала, и количество «пустых» (отказавшихся от услуг) клиентов сократилось вдвое. Пушистый Дар разделял мой триумф. Как-то я забыла запереть его до прихода клиента. В момент появления пламени котёнок издал такой пробирающий до глубины души «мяв», что посетитель подскочил, и почти без сознания упал на руки подоспевших из своих клетушек родственниц. В момент озвучивания завышенной в расчете на торг цены за услуги мужчина был способен только согласно кивать. Теперь Дар работал в паре со мной, и дармоедами нас обоих уже не называли.

***

Дома нетерпеливую меня, жаждущую ответов, ждал нечаянный подарок. Несмотря на позднее время, точнее уже раннее утро, мама не спала. Она сидела в одиночестве у стола, равнодушно и вяло перебирая кварц и горный хрусталь. Я повела глазами, и очаг послушно разгорелся ярче.

– Мама, кто мой отец? Почему я так не похожа на вас? – спросила я тихо, смешивая травы для чая.

– Отец? Ты же знаешь. В нашем роду мы бываем с мужчинами только в ночь Бельтайна, – она осуждающе поджала губы, ибо я нарушила все запреты и уже месяц безнаказанно наслаждалась любовью, – и я не помню ни лица, ни имени. В ночь костров я могла бы выбрать любого, это не имеет значения. Чтобы передать по роду нашу магию, нужно следовать ритуалу. Так поступали все в нашем роду. И поэтому сила ещё с нами! Это закон! – излишне торжественно закончила мама.

Да, я слышала это не раз и всегда этот ответ полностью удовлетворял меня, но не сегодня. По тому, как мама отводила от меня взгляд, как суетливо замельтешили её руки, бездумно перекладывая камни, как сбилось дыхание, – я поняла: она врет мне. И еще я знала, что месяц назад я бы этого не заметила. Другая, столь же простая и незамысловатая, но тем не менее ни разу не приходящая мне на ум мысль пронзила меня – мама все детство шпыняла меня, ругала – не потому, что я была бездарной и бестолковой, я зря винила себя за неуклюжесть. Я что-то напоминала ей, имеющей железную выдержку, проводящей иногда более десяти часов подряд за сложными ритуалами, что-то столь болезненное, что это прорывалось наружу и заставляло срываться на родной дочери. Или кого-то.

– Мама, расскажи, – мягко попросила я.