Карина Демина - Пять невест и одна демоница

– Так-то оно лучше… что я думаю… думаю, что тебе бы в мужском обличье родиться, Славушка. Тогда б мы все беды не знали. Братец-то твой, конечно, силушкою не обделен, но к ней бы ума немножечко. Да сдержанности. Да умения самому думать, без дружней помощи.

Он покачал головою.

– Опасные речи, – сказала Мудрослава, хотя слышать подобное было, безусловно, приятно.

– Так с тобой же ж. Уж ты не донесешь.

– А если донесу?

– Тогда, стало быть, зря жил.

– Так все плохо?

– Не сказать, чтоб уж вовсе плохо. Он ведь не глупый, если так-то. Но горячий уж больно. То в гнев, то в радость. Сперва сделает, после думать начинает. И хорошо, когда поправить можно. Давече вон Саржевского едва на плаху не спровадил. Кто-то там чегой-то донес, а он и рад поверить. У Саржевского норов-то еще тот, неуживчивый… хорошо, хоть сразу не казнил. Стали разбираться, так и вышло, что нет за ним вины, наговор лишь. Святояр-то повинился, замирился, шубу вон кинул горностаеву. И вроде как оно ладно вышло, да… ты ж знаешь, Саржевский не таков, чтобы обиду позабыть.

Мудрослава подавила вздох.

Чудит братец.

А ведь уже двадцать годков сменял, должен был бы в разум войти.

– И дружки его в уши мед льют, он и гораздый слушать.

– Может, еще наладится?

– Думаю. Я-то, грешным делом, отойти от дел собирался. Старомысла за тебя сватал. Думал, поженитесь, он при думе сядет да при братце твоем. Хороший мужчина. Спокойный.

И крепкий.

На Древояра чем-то похож, разве что моложе будет. Вот лица его Мудрослава не помнила, но сердце сжалось болезненно. Почему так не сложилось? Древояр-то дурного мужа не выбрал бы, такого, который в питие да пиру меры не ведает. И жили бы… у Старомысла терем в Вироссе имеется.

Богатый.

Там, небось, зимою сквозь окна не дует.

– Да твоему братцу напели, что надобно земли соединять, царствие виросское длить. Вот соединили. И что толку-то?

Вздохнули оба о надеждах несбывшихся.

– А теперь-то что?

– Теперь… – Древояр огладил бороду. – Страшно?

– Страшно, – призналась Мудрослава. От него ли, старого, скрываться. И не так уж глуп братец, ежели послал единственного, пожалуй, человека, которому она верила.

И которого готова была слушать.

Сам ли додумался?

Хорошо бы.

– И чего боишься?

Мудрослава призадумалась. А и вправду? Чего она боится-то?

– Не знаю. Но… это же… Проклятые земли. И… и там чудовища. Твари. Мертвецы ожившие.

И тот, кто этими мертвецами повелевает.

Вздумалось ему жену искать. На кой ляд ему жена вообще?

– Оно-то, конечно, верно, да только поспрашивал я людей, которые там бывают.

– А такие есть?

– Есть, конечно, – усмехнулся в бороду Древояр. – Купцы-то туда, оказывается, частенько наведываются. И такие, которые уж давно торг ведут…

– С мертвяками?

– Да говорят, что уж сколько лет ходит, но ни одного мертвяка не видывал. Вот чудища, те случаются, но и то редко. Повыбили их, стало быть. А так-то горы. За горами – земли. На землях, стало быть, люди. Селения. Есть малые, есть побольше.

– Люди? – верилось в подобное слабо.

– Свей Янович, коий уж не первый год зерно туда возит, сказывал, что до того его батюшка торговал, а еще раньше – и его. Что во времена-то прежние там оно сложнее было, тварей больше, людей меньше. Беда их в том, что землица-то родит, да не нужное. Травы всякие запретные, стало быть, растут, а вот пшеница аль рожь – нет. И приходится возить. Платят честным серебром и золотом. И травы их опять же весьма ценятся.

Люди.

Странно так.

– А…

– Сперва-то беглые тудашечки шли, как он сказал. И те, которые удачи искали, сокровищей всяких, кладов. После и прочие потянулись, когда понятно стало, что жить там можно.

– А…

– А за порядком, стало быть, Повелитель Тьмы и приглядывает. И да, случалось Свею Яновичу с ним встречаться. Лика, правда, не видывал, ибо тот всюду в зачарованном доспехе ходит. Но клянется, что тот – человек. Может, силой наделенный, но и сама-то ты не бессильная. Хорош аль нет, того не ведаю. Как и то, каков он норовом. Но Свей Янович сказывал, будто местные его крепко уважают. Он и пиратов побил, которые на земли его захаживать повадились, и разбойничков, ежели заводятся вдруг, тоже скоренько находит, а потому царят там мир и порядок.

– Разве так бывает?

– Съездишь да поглядишь, – Древояр глядел лукаво. – Подумай, девонька. А что ты теряешь-то? Окромя своего курятника.

Мудрослава отвернулась к стене.

Сырое дерево, темное. И дом клали наспех, оттого и вышел он таким, никчемушным.

– Там же ж писано, что смотрины он устраивает. Стало быть, будут еще девки. Он на них поглядит, ты на него. Тогда-то и решать станешь.

– Что решать?

– А вот тут уж сама гляди. И еще, – Древояр поднялся. – Слыхал, что письма-то не мы одни получили. Лакхемцы будут, островитяне, еще кто, может…

И девиц не отправят без должного сопровождения.

Это свита.

В свите – люди.

Знатные, ибо иных невместно отправлять. А стало быть… стало быть шанс вырваться из этого, как верно Древояр выразился, курятника. И Мудрослава не простит себе, если вдруг шанс этот упустит.

Живой он там, мертвый, этот повелитель.

На месте разберемся.

– Еду, – Мудрослава тоже поднялась. И щелчком пальцев убрала стену. – Эй ты, вели, чтоб вещи собирали да поскорее…

Душа жаждала действий.

И немедля.

Тяжелый корабль медленно вползал в бухту. Здесь, средь узких скал, он казался особенно огромным и даже уродливым. Позолота поблекла, торчали мертвыми деревьями мачты, свисали снасти, словно куски горного мха. Тень его ложилась на воды неподъемною тяжестью.

– Явились, – проворчал старый Ворон, сплюнув под ноги. – Ишь…

Корабль замер.

Заскрипел натужно, и полетели якорные цепи, тяжко рухнули литые когти, норовя зацепиться за дно. Там, далеко, суетились матросы, казавшиеся с берега совсем крошечными. И подумалось, что вот сейчас бы ударить. Свистнуть.

Люди ждут.

Люди надеются.

Люди готовы. И Брунгильда спиной чувствовала их ярость, их бессилие. Чувствовала и…