Ксения Рудазова - Паргоронские байки. Том 5

Ларитра слушала с притворным интересом, участливо даже кивала, и с каждым ее кивком чрепокожие глотали воздух все сильнее. Из них вытягивало жизненную силу.

Чрепокожие тоже это поняли. Один дернулся, вскочил на последних силах. Возможно, заплатил за этот рывок все, что было у него на счету. Последовали его примеру и остальные – преодолели это наваждение, в отчаянной попытке бросились на карательницу.

Но они по-прежнему двигались даже медленней Бубоча. И хотя один все-таки ухитрился полоснуть ларитру костяным клинком, та тут же раздулась ядовитым дымом, развернулась черным облаком – и чрепокожие снова попадали, истошно кашляя.

– Госпожа, прошу о милости! – рискнул воскликнуть Бубоч.

– Ты просишь за них? – раздалось из дымного облака.

– Нет! Прошу не осквернять тела! Я бы… мяса навялил…

– Какой рачительный храк, – одобрила ларитра. – Молодец. Такими вы и должны быть.

И, словно добрая фея, она одним своим дыханием выпила жизнь чрепокожих. Оставила только плоть, туши – и немного астральной тени. Ровно столько, чтобы замедлить разложение.

– Пусть недостойные вредители накормят тех, кто честно трудится, – улыбнулась Бубочу ларитра, исчезая в складках пространства.

Не веря своему счастью, Бубоч поднялся, обыскал трупы и принялся деловито их увязывать. С собой у него всегда был моток хорошей веревки.

Мясо у чрепокожих жилистое, но вкусное. Только панцирь снять трудно, но если навялить, да посолить – очень хорошо добавлять в кашу и суп.

А панцирь-то тоже в хозяйстве сгодится. И лезвия их костяные. Готовые кухонные ножи… вот и сэкономил одиннадцать астралок-то!

Гору трупов Бубоч приволок домой уже затемно. По дороге к нему сунулся было сосед, спросить чего-то хотел – да увидел, что Бубоч волочет, и передумал. Ушел молча.

Жены встретили его хоть и радостно, но сердито. Чрепокожих дохлых они не ожидали, конечно, а Геся сказала:

– Ну вот, он падали набрал, а мне разделывай!

Но это она любя. На самом-то деле довольна осталась, что столько мяса – да задарма.

И торбу с покупками жены тоже сразу распотрошили. Но тут уже остались совсем сердиты. Личинкам Хлаа и ананасам порадовались, конечно, да и миксер им понравился, когда они разобрались, что к чему. Но потом торба показала дно, и Геся с Сатуллой подступили к Бубочу с обеих сторон:

– Ты на рынок ходил? – сварливо спросила Геся.

– Ну ходил, – недоуменно буркнул Бубоч.

– А что купил?

– Ну вот, пиво, рыбу соленую… чрепокожих еще дохлых… нашел.

– А ножи где новые?

– И приправа где? Перец айчапный?

– И клубника!

– И ткани для дочки!

– Где все, что мы написали?!

– Да я…

– Стой, – догадалась Геся. – Ты чем на кэ-станции платил?!

– Да я не помню, я же этим заплатил…

– Вот дуболом, опять! – всплеснула руками Сатулла. – Хорошо хоть, именами нашими не заплатил!

– Ты зачем платил памятью о том, что нужно купить?! – толкнула Бубоча в грудь Геся.

– Да я думал, что приду, да меня и озарит! – толкнул ее в ответ Бубоч. – Если вещь нужная – то и само в голову придет, что оно нужно! А если нет – то и не нужно!

– Это что не нужно – ножи не нужны?! Перец не нужен?! Ткани?!

– Клубника!!!

– А пиво-то нам, значит, надо не обойтись!

Про ананасы она ничего не сказала. Сатулла уже один резала.

– А на бумажку что не смотрел?! – снова предъявила Геся.

– Какую еще бумажку?!

– Которую я тебе дала!

– Да я, думаешь, помнил о ней?!

– Иногда мне хочется тебя запырять, – покачала головой Геся, прикидывая по руке лезвие с руки чрепокожего. – Но храка лучше я в округе все равно не найду.

У Бубоча от таких слов потеплело на душе. Все-таки любят его дуры-бабы.

– Как думаете, ананасы-то к пиву нормально? – спросил он, усаживаясь за стол.

На том и закончился очередной день из жизни Бубоча. Самый обычный, хотя и насыщенный событиями день. Таким вот примерно образом он жил уже шестьсот лет.

– Знаешь, Янгфанхофен, раньше я думал, что самый гадкий тип в Паргороне – Клюзерштатен, – задумчиво сказал Дегатти. – Потом его переплюнула Тьянгерия. А вот теперь ты мне рассказал про такого обычного, среднестатистического храка Бубоча… и как-то вот пальма первенства… я теперь даже не знаю, кому ее вручить.

– Хорошо, что он не демолорд, правда? – хмыкнул Янгфанхофен.

– Да ничего бы особо и не изменилось, – пожал плечами Дегатти. – Вы все примерно такие, только интеллект разный, да характер.

– Интеллект, характер… Ты продолжай список-то, продолжай.

– А куда его продолжать? Совести у вас у всех нет.

– Совести?.. А что это? Дегатти, у тебя нету с собой словаря?

– Не ерничай.

– Вот смотри, Бельзедор, – повернулся к Темному Властелину Янгфанхофен. – Я его уже третий день кормлю задарма, пою, байками развлекаю – а он мне говорит, что у меня совести нет. Да где ты еще такое гостеприимство встретишь?

– Ну тут-то Корчмарь прав, – повернулся к волшебнику Бельзедор. – Какой-то ты неблагодарный, Дегатти.

– Так я же теперь знаю, что ты с задней мыслью это делаешь, – спокойно ответил тот. – Надеешься, что я попадусь, слово нарушу и на твой счет угожу. На сколько там лауреат третьей степени потянет? Условок на пятьдесят?

– Может, и все семьдесят, – прищурился Янгфанхофен. – Точно подсчитает только бушук, но все равно обманет, чтобы взять себе разницу.

– Ну что, выпьем еще? – спросил Бельзедор. – Давай-ка пива с соленой рыбой.

Янгфанхофен разлил по кружкам пенящееся, и все трое отхлебнули. Опорожнив свою, Паргоронский Корчмарь вздохнул, посмотрел куда-то вдаль и сказал:

– А виноватишь ты меня зря, Дегатти. Мы, демоны, сами не особенно радуемся тому, что мы вот такие.

– Да ну?

– Да вот представь себе. Думаешь, тому же Бубочу нравится жить в мире, где каждый первый убьет тебя, если будет возможность и выгода? Думаешь, это нравится мне?

– Ой, страдальцы, – усмехнулся Дегатти. – Я сейчас расплачусь.

– Я серьезно, – немного даже обиделся Янгфанхофен. – От нашей натуры мы сами же в первую очередь и страдаем. Я вот тебе сейчас расскажу одну историю… веселую такую, потешную… но показательную.

1519 год Н.Э., Паргорон, лабиринт Хальтрекарока.

Хальтрекарок сидел в своей комнате для размышлений. И даже не столько сидел, сколько плавал из угла в угол. Иногда убирал стены, смотрел на бескрайние просторы Мглистых Земель, на свой великолепный лабиринт – и думал, думал, думал.

Творческий кризис. Временами он с ним случался. Временами бывало так, что идеи заканчивались, ничего нового не придумывалось.

Темному Балаганщику было уже десять тысяч лет. Большую часть жизни древний демон забавлялся со своим лабиринтом. Каждую неделю целые трибуны собирались посмотреть, как он гоняет смертных. Как те дерутся насмерть. С чудовищами или друг другом.