Ксения Рудазова - Паргоронские байки. Том 5

– У соседа паргоронский пес! – проныл третий сын.

– Еще и трусы. В кого такие? У нас прабабка с гохерримом жахалась, а вы у меня трусы. Не, кончилась на вас гохерримская кровь, ни капли не дошло.

– Это чёита не дошло? – поднялся на ноги старший сын.

Они как-то недобро окружили отца, и Бубоч подумал, что зря он так близко к ним подошел. Один против трех он и не сдюжит.

Но их, к счастью, трое. Втроем им драться не с руки, потому что наделы не дробятся. Убьют отца – так придется и друг друга убивать, хозяин-то один только может быть. Разве только договорятся, что старшему достанется, а младшие в услужении у него будут, но зачем младшим быть в услужении у старшего? Еще и хутор ослабнет, соседи полезут.

А гхьетшедарии в свары храков не лезут. Они баре добрые, им главное, чтоб земля в хороших руках была, чтоб работали на ней, да все подати исправно платили. Пока недоимок нет, гхьетшедарий на тебя и не взглянет.

Сыновья тоже поняли, что если отца просто побить, то он озлится и потом их по одному поколотит. А если убить – то придется и друг друга убивать, а это еще неизвестно, кто из них самый сильный. Так что они посопели-посопели и пошли работать.

А Бубоч уселся возле мясной горы и тоже себе ломоть отрезал. Хорошая это зверя – мясная гора. Подкормку ей закладывай вовремя, она и растет себе. И не убежит никуда, и не цапнет, и не украдет никто. Разве что кульминат если мимо пройдет, так он мясную гору может целиком слопать, но если кульминат мимо пройдет, так он и хутор раздавить может, и Бубоча ненароком убить. Дед его именно так и помер, если покойному отцу верить.

А мясо вкусное, хоть и бездуховное. Ни косточек, ни жилочек. У мясной горы скелета нет, кожи нет, нервов нет, даже мозгов нет. Растет просто из земли такая груда чистого мяса, зреет на подкормке. От оной привкус зависит, свойства всякие питательные. Вон как Бубоч в книжке прочитал – витамины, минералы. Для здоровья полезно.

Да, надо ж раковин купить. И вообще на рынок сходить. Давно хотел, все откладывал. Жены вторую неделю пилят – сходи да сходи, ерунды принеси, дряни всякой нам купи.

Бабы-дуры, что с них взять.

Так что пошел Бубоч сначала честно обедать, потому что ломоть мяса с солью – это и не обед вовсе, а перекус, а настоящий обед – он дома, его жена приготовит. Сыновья, вон, уже дома, сидят за столом и галдят, рагу с мавошем наворачивают.

На обед было то же самое, что на завтрак. Мавош, мясо, тушеные овощи. Храки – это вам не баре, которым все изыски подавай, травки всякие ароматные, фруктики… ой, фруктиков бы… Не, храку если мясо с мавошем есть – то и хорошо, то и сытно.

– На рынок пойду, – сказал Бубоч, отодвигая плошку. – Фруктов куплю. И для хозяйства всякого. Где моя торба?

Сыновья оживились. Фрукты на внешней стороне Чаши почти не растут, тут солнца нет. Ежевика только паргоронская, да исгодын.

А вот на внутренней, говорят, какие хочешь тебе фрукты спеют под вечным солнцем. И паргоронские, и иномирные. Баре много всякого натащили из закромочных земель.

– Может, клубники мне, клубники? – подольстилась Сатулла, подавая мужу торбу.

– Посмотрим, – степенно сказал Бубоч, проверяя чарность.

Он специально медлил, важно сидел, пока остальные подлащивались да унижались. Приятно это, Бубоч такое любил. А кто не любит-то?

Геся только подлащиваться не стала. Вытерла руки полотенцем и велела:

– Ножей купи. И перца айчапного.

– Ножей-то зачем? – насторожился Бубоч.

Не любил он, когда жены про ножи говорили.

Геся вместо ответа показала свой нож. Был тот совсем тонок, лезвие аж просвечивало, а зачарование совсем выветрилось.

Конечно, лет пятьдесят уж служит, тут даже харгаллова работа истощится.

– Ладно, куплю ножей, – вздохнул Бубоч.

– И ткани купи, – велела Геся. – Для Сагит надо, на наряды.

– Это чёита?.. Пусть сама на ткани заработает.

– Да как она заработает, дура-демон, если ты ее на поденщину не пускаешь?! – уперла руки в бока Геся.

Бубоч насупился. Ну да, не пускал он Сагит на поденщину. И жен не пускал, и сыновей, и дочерей. Поденщина – дело невыгодное, за нее платят только тому, кто работает. Пойдет дочь работать, так денег заработает, и все себе оставит, а Бубочу ничего.

А вот если она дома работает, то все ему, а ей ничего.

– Не дашь нарядов, убегу, – сказала Сагит, стоя за спиной матери. – Буду работать где еще. Или замуж уйду без спросу. Кто заберет – тот и заберет.

Это Бубочу тоже не захотелось. Сагит в жены можно выгодно отдать, за хороший выкуп. Она в бабку пошла – статная, высокая, сильная, да красивая. Сам бы жахал, да Геся с Сатуллой ночью зарежут. Как вот сына зарезали.

Дочерей-то у Бубоча несколько. Четыре. Но Сагит красивей и сестер своих, и соседских всех тетех, и вообще всех баб, каких Бубоч видывал. Даже в Мпораполисе таких красивых не водится.

Ее можно замуж-то выгодно отдать. Может, даже за барина какого, они храчками-то не брезгуют, если те действительно хороши.

– Ладно, принесу тканей, – неохотно согласился он. – И клубники принесу, и ножей.

– И перца.

– И перца. Список напишите.

Список ему написали, и пошел Бубоч с хутора, торбу на спину взвалив, а на пояс дубину с шипами повесив. Хорошая дубина, сам сделал. Металлом обил, как харгалл прямо. Почти. Еще и чары навел, дорогие. Тоже тогда потратился, но зато уж если теперь этой дубиной другого храка ударить – то и умрет храк сразу, совсем как смертный.

Эх, смертные. Раньше-то, когда Бубоч маленький был, их еще в гхьете Эртугео на фермах разводили. Мода тогда такая была, смертных разводить, на корм и условки. Сладкое у них мясо, нежное, духовитое.

Но было это не слишком выгодно. Мясо нежное, да не очень его много. В крупной скотине его больше, а в мясной горе – еще больше. И растить проще, паси себе или вообще просто подкормку подкладывай.

Да и баре решили, что невыгодно получается. Если смертных как животных разводить, они как животные и вырастают. Духовных сил в них мало, больше потратишь, чем приобретешь. Смертных лучше из других миров таскать, да не абы каких попало, а получше выбирать, в которых духовной силы много. Так выгоднее.

Вот спросили бы его баре, он бы им объяснил, как лучше делать-то. Бубоч-то не один век прожил, да и книжек прочел много, всяким интересовался.

Среди бар, конечно, много таких, что и подольше Бубоча живут. Тысячи лет, а кто и десятки тысяч. Но то не в счет, наверху-то жить легко. Живи себе и живи на всем готовом, ни о чем и думать не надо, все слуги подадут. Жратву, коли желаешь, прямо во рту создавай, да самоталер каждый день жахай.

А он, Бубоч-то, он на самом дне живет. Тут каждый год за десяток идет… да что десяток, сотню… да и тысячу, вообще-то. Коли б кого из бар с ним местами поменять, так он и года тут не протянет, взмолится, обратно запросится.