Ксения Рудазова - Паргоронские байки. Том 4

Сталкивались меч и шест, высекали искры. Клюка Цидзуя была вроде как бамбуковой, но звенеть умела точно металлическая, да и весом обладала немалым. Удары, что наносил Монго, могли дробить горы, могли крушить драконов – но Энзирис только посмеивался.

– Мне нравится твой стиль, – сказал он насмешливо. – Сдавайся, обезьяна. Верни, что украл, и я попрошу Космодана тебя пощадить.

– Ха, ты говоришь так только потому, что я сейчас надеру тебе зад! – фыркнул Монго, наседая на Энзириса со всех сторон.

В буквальном смысле. Монго разбежался на пятерых обезьян, бил спереди, сзади, с боков!..

– Ну тогда и я не буду сдерживаться, – сказал Энзирис, расстегивая пояс.

Тот упал на землю. Рухнул, оставив настоящую яму. Несколько чимпов тут же подскочили, попытались спереть, но не смогли даже приподнять.

А аура бога войны захлестнула все от горизонта до горизонта. Словно алое зарево поднялось над Гасимдзе, столицей Симардара. Отовсюду донеслись крики, звон клинков, страшный грохот, рев боевых зверей, стоны умирающих и победные вопли.

И Энзирис, сама персонификация битвы, ударил Монго мечом.

– Ха!.. – фыркнул тот. – Что у тебя в руке – меч или банан?

Энзирис так опешил, что и впрямь на секунду скосил глаза. То был меч… то был меч, конечно… но на одну секунду он обернулся бананом!

Сомнение. На одну-единственную секунду Энзирис усомнился – и его божественная воля дала слабину. А Монго не сомневался, Монго был уверен, что если мечу суждено быть бананом – бананом он и станет.

Всего секунду это длилось, всего секунду меч бога войны был желтым и мягким. Но этой секунды хватило Монго, чтобы ударить Энзириса шестом в челюсть.

А меч-банан вылетел из его руки и был тут же раздавлен обезьяньей лапой.

Монго бы сожрал его, но он был только что с пира, он был сыт. И хорошо, что не сожрал, потому что воля Энзириса тут же преодолела его, меч снова стал мечом… но уже сломанным.

– Кх-а-ак?.. – выпучил глаза Энзирис. – Ты же не бог!..

– Знаешь, многие красотки говорили мне противоположное, – ухмыльнулся Монго, приставляя шест к лицу Энзириса. – Теперь уходи, не то поколочу тебя на глазах у всех!

Энзирис не боялся смерти. Не боялся боли. Но он очень боялся срама. И быть поколоченным обезьяной на глазах других обезьян… нет, ни за что.

Если об этом останутся саги… преданья… даже хотя бы сказки… Это может так подорвать образ, что его перестанут бояться.

А что это за бог войны, которого не боятся?

И Энзирис признал поражение. Запахнулся в черную тучу и ушел вместе со своими эйнхериями. Обломки клинка, лежавшие дотоле прямо на воздухе, посыпались вниз.

И надо было видеть, какой восторг начался там! Как пели, плясали и обнимались симы!

– Наш царь победил бога! – вопили они. – Славься, Монго, славься в веках!

– Не знаю, что смешнее, – сказал Дегатти, пока Янгфанхофен убирал барабанчик, на котором себе аккомпанировал. – То, что Энзирис однажды сражался с армией мартышек, или то, что они его победили.

– Пф, да Энзириса даже гоблины ногами запинают, – сказал Бельзедор. – Его только ленивый не побеждал. Я сам ему морду бил как-то раз.

– Ты?! Когда?! Зачем?!

– А так просто. Захотелось.

– Он врет? – спросил у Янгфанхофена Дегатти.

– Я, увы, не знаю всех деталей биографии Бельзедора, так что не могу ни подтвердить его слов, ни опровергнуть, – сказал гохеррим. – Но мне кажется, что врет, поскольку в биографии Энзириса такого не отмечено. Гаштардарон его побеждал, и Монго побеждал, эти случаи известны всем… и, в общем-то, только эти. Кажется, больше он в поединке никому не проигрывал.

После победы над Энзирисом Симардар еще три дня жил в спокойствии… хотя как в спокойствии? Там царило безудержное веселье. Вся империя гуляла беспробудно. Рассказы о том, как Монго устроил переполох в сальванских чертогах, а потом набил морду богу войны, облетели всю страну, передавались из уст в уста, обрастая немыслимыми подробностями… хотя куда уж немыслимей, казалось бы?

Очень скоро история этого события выплеснулась из Симардара, стала известна и у людей. Пошла гулять по Шахалии, а затем и не только по ней… но это уже потом.

В Сальване же царили не столь праздничные настроения. Вернувшемуся Энзирису никто ничего не сказал, но и одних взглядов было достаточно.

Бог войны и сам прекрасно все понимал. Но он не переживал о поражении. Он бог войны, а не побед. Поражение – тоже часть войны, и это он тоже принимал с честью.

Но спустить такой плевок в лицо Сальван не собирался. Победил Монго или проиграл…

– За свои преступления он должен быть покаран! – провозгласил Космодан. – Я сам явлюсь на Парифат!

– Один?.. – заботливо спросил Йокрид. – Может, не стоит так рисковать? Давайте всем пантеоном пойдем. Подержим уж обезьянку, пока ты ее бить будешь. Только Энзириса дома оставим, а то я за него волнуюсь.

На злые насмешки бога-шута никто не отреагировал. Гушим сжимал свой молот, Вената – лук. Молчание затягивалось.

– Убьем его? – наконец предложил Часкет, бог-паук.

– Тогда он не усвоит никаких уроков, – отказал Космодан.

– Тогда что, в Хиард?

– Когда деревце начинает криво расти, к нему подвязывают палку, а не рубят или сажают в темную комнату, – сказал Елегиаст.

– Ты прав, – кивнул Космодан. – К тому же технически он все еще смертный.

– Он получил чересчур много могущества, – сказал Алемир. – Чересчур много для незрелого ума.

– И ты тоже прав, – кивнул Космодан. – Дадим ему… все обдумать.

Монго сидел на верхушке огромного дерева и разглядывал свой шест, когда позади разверзлись небеса. Сима будто обдало могучим ураганом – но это было просто присутствие того, кто редко спускался в мир смертных.

– Я ждал, – сказал Монго, не оборачиваясь. – Вы же не примете проигрыш с достоинством.

– Это не игра, – раздался тихий голос. – В жизни не бывает проигрышей или побед.

– Еще как бывают! – резко развернулся Монго. – В Сальване, возможно, и не бывает, но вот если спуститься сюда, к нам… можно и огрести!

Космодан чуть склонил голову. На пальце Монго блестел его, Космодана, перстень… теперь понятно, как он превратил меч Энзириса в банан.

– Где остальные атрибуты? – спросил бог. – Фрукты мы тебе простим, оружие можешь оставить… но атрибуты придется вернуть. Они не для смертных.

– Да сам не знаю, – пожал плечами Монго. – Я все раздал, себе оставил только красивое колечко. Покрывало порвал, кубок развеял. Пусть будет больше любви и сытости… еще где-нибудь, кроме Сальвана.

– Похоже на тебя, – сказал Космодан.

Вокруг был не Гасимдзе и вообще не обжитые земли. Монго праздновал с подданными еще три дня… но потом все-таки улетел подальше. Понял, что в покое его не оставят, и не захотел снова впутывать простых симов. Он отбыл далеко на запад, в самые дикие джунгли, в руины древнего города.