Семён Афанасьев - Гарем и легкость

Дочь-орчанка благодарно кивнула, поворотилась к спасителю и, склонившись вперёд (поскольку ростом была ощутимо выше), коснулась на десяток мгновений его щеки своей. Что-то сказав парой или тройкой фраз (тут гном не понял, ибо сказано было по-орочьи), она выпрямилась и споро бросилась к очагу: видимо, провизия требовала её внимания.

Повторив с матерью тот же фортель, Бронкс снова оказался на распутье.

Мать, в отличие от дочери, не касалась его щекой, но зато на те же десять секунд от избытка благодарности крепко и искренне прижала его к себе, выражая крайнюю степень доверия.

Голова Бронкса, в силу разницы их высот, оказалась предсказуемо на уровне пары полукруглых подушек, не меньших размером, чем таковые у дочери. А дыхание гнома перехватило из-за их более чем пристойной упругости.

– КИСЛОРОД!!! – захрипел гном через какое-то время, лишённый дыхания весьма интересным способом.

Хотя-я-я, и неприятными ощущения было не назвать.

– Спасибо, – коротко и веско кивнула орчанка-мать, чуть отстраняясь и глядя поверх головы героя. – Теперь хоть какое-то время от них отдохнём.

Её взгляд задумчиво скользил по связанному пленнику, не подававшему признаков жизни.

Бронкс вернулся под навес и не на шутку призадумался. Никакого намёка на приоритет любой из фемин не обнаружилось. Ни по размеру, ни по упругости, ни по прочей совокупности причин, которые к одной фемине направляют даже сквозь стены (и могут заставить мужа даже пройти сквозь оные), а от другой, на первый взгляд сходной, отталкивают раз и навсегда.

И мать, и дочь более чем заслуживали самой лестной оценки, если говорить о тактильном аспекте и ухватистости форм.

Дальше бывший полусотник, он же десятник, какое-то время пил чай, раздумывая, как поступить с пленником.

Его мысли то и дело разрывались между случившимся и постоянно мелькавшими перед глазами орчанками, от положительных впечатлений о статях которых он никак не мог отойти.

Сами женщины то и дело будто порывались что-то ему сказать, но в последний момент осекались и словно бы не решались.

Подобная задумчивость Бронкса и нерешительность слабого пола уже скорее, чем через час, вышла боком обеим сторонам взаимного интереса.

Из-за холма, за которым скрылись подельники нападавшего, бодро появился конный разъезд, на сей раз уже состоявший преимущественно из местной стражи. Это было видно по однообразной форме и по длинному клинковому оружию, которое нес каждый из всадников.

Замыкали процессию те самые двое здоровяков, которые уже отметились в этих местах час тому назад.

Женщины ощутимо напряглись. Наблюдательный Бронкс отметил про себя, что дочь переместилась поближе к строению, а её не меньших достоинств мать пододвинула себе под руку длинный разделочный нож, которым до сего момента пластала баранью тушу.

Недолго думая, бывший полусотник, не чинясь, последовал примеру неглупой (по всей видимости) орчанки и тоже передвинул собственный мешок себе на колени – так, чтобы выстрелить можно было за секунду. Случись в том необходимость.

Очевидно, его действия не остались незамеченными командиром конного полудесятка, поскольку надменное и презрительное выражение лица здоровенного орка тут же сменилась задумчивым, а местами так и вовсе уважительным:

– Кто таков? Какого рода? – не слезая с коня, спросил стражник.

Тон его хотя и не выказывал особого почтения к спрашиваемому, однако же и презрения либо надменности в себе не содержал.

– Бронкс я, сам из гномов, – чуть помедлив, сообщил очевидное герой недавней схватки. – Следую в ближайший город, по личной надобности. Род свой назвать могу, но побьюсь об заклад, что тебе он ничего не скажет.

Поразмыслив, представитель подгорного народа решил установить паритет в начавшейся беседе. Если стражник не спешился с коня, то и гном решил из-за своего стола навстречу ему не выбираться. То на то и получилось: никто никому не должен, подумал он про себя.

– Ты обвиняешься в убийстве, причинении вреда и незаслуженной обиде достойных людей, – выдал стражник.

И тут же с любопытством уставился на гнома, словно ожидая: а ну, что тот ответит?

– В земли ваши вошёл буквально утром, – тотчас бестрепетно кивнул Бронкс в ответ. – На то заполнил специальный лист у поста вашей пограничной стражи. А время пересечения границы там до минуты обозначено, поскольку на самом посту специальный хронометр имеется, гномьей работы. Топал я сюда пешком, по дороге никого не встречал, только конники ваши мелькали в отдалении. Кого, по-вашему, я порешить уже успел?

Один из двоих сбежавших нападавших, предусмотрительно державшийся за спинами стражи, в сей же миг что-то залопотал по-своему на ухо местному десятнику.

– С ними был третий товарищ, – небрежно кивнул себе за спину командир отряда. – Если надобно, его присутствие здесь десяток народу из окрестностей подтвердит.

– Так вон он валяется, – удивлённо поднял брови на лоб Бронкс, скашивая взгляд в сторону.

Из-за своей безмерной заботы он, прихватив за ноги обездвиженного смутьяна, уже четверть часа как оттащил того в тень навеса для баранов. Да так там и оставил: солнце по эту сторону гор припекало изрядно, и Бронкс искренне озаботился: а ну как страдалец перегреется да удар какой его хватит.

Руку свою, ещё и усиленную кастетом, Бронкс знал хорошо. В том, что ушибленный проваляется до завтрашнего рассвета без сознания, он тоже не сомневался.

А обезвоживание тела под местным солнцем – самая первая напасть в эту пору года. Последнее гном знал уже из личного пребывания на этих землях.

– Так он что, жив? – здоровенный орк от удивления даже привстал на стременах.

Его искреннее удивление было столь неподдельным, что в следующий момент он, поворотившись в обратную сторону, со всего размаху заехал кулаком в ухо подъехавшему вплотную утреннему смутьяну. Тому самому, что только что подавал голос.

– А что ему сделается, – снова пожал плечами Бронкс. – Я пока ещё кулаком насмерть не валю. Кстати, хорошо, что вы подъехали. Этот субъект прямо при мне с кулаками напал на беззащитных женщин. Вполне возможно, зашиб бы насмерть кого, не случись я рядом. А эти двое, – гном мстительно указал за спину стражником на съежившихся смутьянов, – были с ним. Видимо, подельники!

От местного суда Бронкс ничего хорошего не ждал. По своему опыту, он справедливо предполагал, что чужеземцы в таких вот семейных сварах служат исключительно источником пополнения как судейского бюджета, так и расходов «пострадавших».