Екатерина Романова - Метка Де'кри: пережить отбор

Раскрыв от восторга рот, я глядела по сторонам, физически ощущая, как глаза блестят, словно два крупных драгоценных камня.

– Обалдеть! – закинув голову, любовалась красотой и, не удержавшись, завизжала от восторга. – Красотищща-то какая, ваше высочество!

Я кружилась между цветов, то нюхая некоторые из них, то осторожно проводя пальчиком по удивительным пестрым лепесткам.

– Неужели вы прежде не бывали в садах?

– Бывала, – едва не задыхаясь от восторга, я улыбалась, словно ребенок, который получил на рождество запеченного целиком окорока. – Но такого… такого…

Слов не хватало, потому я широким жестом показала на красоту вокруг и засмеялась тем самым собачьим смехом. Слова преподавательницы по этикету всплыли незамедлительно и, прикрыв рот ладошкой, я вмиг стала серьезной. Отчего-то сейчас, рядом с принцем – спокойным и величественно задумчивым, в таком красивом месте хотелось стать лучше. И мой смех, непринужденный, дикий и открытый казался неуместным.

– В чем дело?

– Мой смех. Неподобающий при дворе, – процитировала фрэйдан Амандрин.

– У вас замечательный смех, – возразил принц, с загадочной полуулыбкой разглядывая меня.

Никак не могла его раскусить. Внешне – спокоен. Но там, внутри, за мерцанием прозрачно-голубых глаз скрыта какая-то тайна. Словно за этим спокойствием живет такой же как я озорной малец, сдерживаемый лишь необходимостью вести себя, согласно этому дурацкому этикету. Неужели и я должна стать такой же? Заглушить свою глупую жизнерадостность и превратиться в статую?

Смутившись столь откровенного разглядывания, потянулась за красивым цветком.

– Можно? На память…

– Не стоит, – резко ответил принц.

– Жмот! – едва слышно произнесла я, закатив глаза.

Но его высочество услышал и прокомментировал:

– Не в этом дело. Цветок ядовит. Оставляет ожоги на пальцах, вот такие волдыри. Страшно чешется потом.

– Говорите так, словно имели дело прежде.

Загадочно пожав плечами, мужчина улыбнулся. Ага. Все ясно. Видать для зазнобы какой букетик собирал.

– Для вас я бы выбрал вот этот цветок, – он сорвал стебелек горечавки и протянул мне.

Растерянно хлопая глазами, приняла нежно-голубой цветок с крупными колокольчиками и глупо улыбалась. Кажется, начала поддаваться очарованию принца.

– Он невзрачен и прост на первый взгляд, но при ближайшем рассмотрении открывается удивительная картина. Уверен, вы еще всех сразите на этом отборе.

– Ага, наповал, – не удержалась я и вновь рассмеялась. По-своему, на этот раз совершенно не стесняясь. Губы принца тоже тронула улыбка и в хорошем расположении духа мы дошли до беседки.

Принц не пустил охрану внутрь, решив остаться со мной наедине. Помог устроиться за столиком, щедро накрытым легкими закусками и фруктами. От такого обилия еды я разве что слюной не подавилась. Едва удержалась, чтобы не наброситься на фрукты, которых не ела, кажется, уже лет десять. Бросая жадные взгляды то на принца, то на яства, я, наконец, получила приглашение к столу.

– А что это? – указала на порезанный кусочками желтый фрукт. Пах земляникой со смесью цитруса.

– Ананас, – удивленно заметил принц. – Разве вы никогда не ели?

– Да я даже не видывала таких. А это?

– Манго. Персики. Финики. Выбирайте, что нравится…

Я, не стесняясь, навалила на тарелку разных фруктов и принялась есть прямо руками. По щекам стекал пряный сок, а губы слегка жгло.

– Какой интересный вкус, – улыбаясь во весь рот и вытирая сок рукавом, заметила я.

– Вы еще научитесь всему, фрэйни, но, возможно, вам удобнее будет воспользоваться салфеткой.

Жгучий стыд залил щеки. Я вела себя так, словно находилась в монастыре, с парнями, где можно не думать об этикетах, быть собой, есть как удобно и прямо руками.

– Извините, – смутилась, отодвинув угощения.

– Вам не за что извиняться. В вашем кругу не учат этикету, – расправляя салфетку и заправляя за воротник, пояснил принц. Я последовала его примеру и вновь получила насмешливое замечание:

– Дамы предпочитают класть салфетку на колени, чтобы уберечь платье.

Выдернула салфетку и положила на брюки:

– Да, я не образованная, – гордо вскинула голову. – Зато честная.

– И воровали тоже честно, – заметил принц, поглаживая губы указательным пальцем и загадочно меня разглядывая. Ну, нахал. И он туда же? – Не пробовали устроиться на работу?

– Знаете что, – едва подавила желание плеснуть нахалу в лицо соком и гордо удалиться, но сдержалась. Будет лучше придерживаться первоначального плана. Он вроде не такой уж плохой человек. Заносчивый, но не плохой… – Я работаю… работала на трех работах. До обеда – грузчиком на рынке, до вечера – мыла горшки в детском саду и посуду, а ночью – мыла полы в городской больнице. Мой доход со всех работ за месяц – пять золотых.

Про заработок на нелегальных уличных боях сообщать поостереглась. Но, даже вместе с ним выходило не больше шести.

– Пять золотых? – удивился принц. – И, позвольте узнать, почему вы работали грузчиком? Женщинам запрещено заниматься тяжелым физическим трудом.

– А вы видите во мне женщину? – мало кому удавалось отличить меня от парня. Принц задумался. – К тому же, за тяжелую работу больше платят. Ненамного, но все же.

– С другой стороны, двести медяков… И сколько это получается в перерасчете на хлеб?

– Увы, я не владею арифметикой в должной степени. Но его высочество, должно быть, не знает, что хлеб стоит пять медяков.

– Сорок буханок хлеба, – отправляя в рот виноградину, задумался он. – Достаточно, чтобы прокормиться.

– И как давно наш принц питался одним лишь хлебом? – возмутилась я. Беру свои мысли обратно – он полный идиот. Мужчина замолчал и внимательно слушал. – Вы знаете, что от такого питания через месяц начинается истощение? Худоба в теле, а живот – распухает. Вот такой становится. Вы видели детей с такими животами?

– Да. Советник говорит, они такие от ворованной еды становятся.

– Я бы этому вашему советнику яйца… – осознав, что и кому хотела сказать, исправилась, – яйца бы одни на завтрак подавала! Детям приходится есть суп из лебеды, салат из крапивы, питаться почками деревьев и дикой редькой! Матушка настоятельница говорила, что у них в животике скапливаются газы из-за гниющей зелени и от этого они в итоге умирают. А не от ворованной пищи, как выражаются ваши зажравшиеся прислужники! Сорок булок хлеба приведут к тому же исходу! Молоко стоит девять медяков, рыбьи или куриные обрези – по десять. А кроме еды нужна одежда, медикаменты, мыло, хозяйственные средства… пять золотых – это издевательство, ваше высочество. И не остается ничего иного, кроме как воровать. Амбары графа Иктиона завалены едой. Она гниет. Ее растаскивают крысы в то время как дети в приюте умирают от голода. Я не говорю о себе, не жалуюсь. Привыкла, что на рынке можно добыть гнилых яблок и почти свежей куриной обрези, но дети… и это – ваша вина!