Татьяна и Дмитрий Зимины - Распыление 4. Британский гамбит, или Дело Тёмного Лорда

Последнее полностью подтверждало мою теорию о произведенном в особняке ритуале Аш'к-Энте, который требует большого количества жизненной силы.

Отсюда вопрос: как мог быть произведен ритуал, если слуги в это время были в доме?

Ответ: колдун воспользовался кровью, которая осталась на кинжале. Имея кровь жертвы, вовсе не обязательно присутствовать на месте лично…

Еще вопрос: где кинжал?

– Спишь, падаван?

Я так и подскочил. И вовсе я не спал… Так только, обед переваривал.

– Идём. До встречи с королевой нужно кое-что уладить в городе.

– ?..

– Нет, превращать в человека не буду, не обессудь. Ты мне и так нравишься.

Надо бы потренироваться в магии метаморфоз. Сразу, как выпадет свободная минутка…

Когда мы вышли на улицу, почти стемнело. По улице вновь полз туман – желтый, как топлёное молоко. Деревья выступали из него подобно постовым, которым предстояло вечно охранять один и тот же дом…

По живой изгороди за спиной зашуршало, я инстинктивно зарычал. Но тут же успокоился: запах варенья, жевательной резинки и слегка поношенных шерстяных носков с головой выдавал Петьку. Опять шпионить намылился… Теперь уже за нами.

Я вопросительно посмотрел на бвану. Тот кивнул, и неторопливо натягивая перчатки, тихонько скомандовал:

– Петр Петрович, предстань пред светлы очи.

Шуршание стихло. Затем раздалось громче, и на дорожку рядом с нами вылез мальчишка, в тёмной курточке, джинсах и ботинках на толстой подошве. На голове его опять была кепка, козырьком назад. Спереди на лоб свешивался клок соломенных волос.

– Вы что, на тайную встречу инкогнито собрались? – вместо приветствия спросил ребенок.

– С чего ты взял? – Лумумбе явно не понравилось, что пацан так быстро его раскусил.

– А по собаке. Уж больно масть приметная… Совсем, как кудри у вашего помощника. А зачем превращать человека в пса, если не для тайного мероприятия?

Лумумба хрюкнул.

– Я сразу догадался, что вы маг, – удовлетворённо кивнул мальчик. – Только не такой, как дядя Игнат… Тот мог апельсин – вот такой – из зёрнышка вырастить, а вы, значит, людей в собак… А меня превратите?

– Много будешь болтать – обязательно, – с чувством пообещал Лумумба. – Только не в большого красивого пса, а в такую… знаешь, на тонких лапках…

– Ага. У леди Амалии есть, – ничуть не испугался ребенок. – Черчиллем кличут. Ух и зловредный этот Черчилль! Чуть что, за пятку – хвать!

– Во-во, – похлопал его по голове наставник. – Так что подумай…

– А чего тут думать? – пожал плечами Петька. – Я вам помочь хочу. Мне дядю Игната знаете, как жалко?

– А отца не жалко?

– Папаня пили уж очень. И дрались. Без него даже лучше, честное слово. А вот дядь Игнат…

– Ладно, скажи-ка друг любезный, ты Лондон хорошо знаешь?

– Еще бы! Хайгейт, Хэмпстэд, Марлебон, Ислингтон, Паддингтон…

– И где там можно купить Пыльцу?

– Пыльцу-у-у?.. – мальчишка почесал под кепкой. – А у вас разрешение есть?

– Ну разумеется, – не моргнув глазом соврал Лумумба.

– Это хорошо, – кивнул пацан. – Идите тогда на Портобелло, это рынок такой. Там – магические лавки. Они и торгуют Пыльцой.

– А если на минутку представить, – бвана присел рядом с Петькой на корточки. – Что разрешения у меня всё-таки нет. Потерял. Тогда что?

– Тогда – в юго-западный боро, – шмыгнул носом мальчишка. – В Ньюхэм или на Собачий остров… Только это опасно.

– Ничего, мы справимся.

– И с Дементорами?

– С кем с кем?

– Такие охранники. Их Белый Совет Магов призвал… Появляются там, где твориться что-нибудь незаконно-магическое, и выпивают душу.

– Белый Совет, говоришь? – усмехнулся Лумумба. – Ну-ну…

Петьку он уговорил остаться. Поручил следить за домом: кто приходит, кто уходит, кто мимо шастает слишком часто… Его превосходительство, мол, изнутри дом охраняет, но на улицу ему хода нет: как хранитель, он к месту привязан. А нам до зарезу нужно знать, что в округе твориться.

Первые пару кварталов я еще прислушивался: не идёт ли пацан следом, но потом успокоился. Видать, в бедные районы мальчишке и самому не больно-то хотелось соваться.

Шли неспешно. Бвана решил, что небесполезно будет прогуляться, взглянуть на Лондон изнутри. Я не возражал. В собачьем теле бегать – одно удовольствие.

Пока мы шли, одежда наставника претерпевала изменения. Из Харрингтон-хауса вышел солидный господин в цилиндре, крылатке и с тросточкой, по Кенсингтону шел обычный прохожий в приличном твидовом пальто, а к Ньюхэму подходил бродяга, закутанный в драный клетчатый плед, в цилиндре с оторванным верхом и с тележкой из супермаркета, в которой громоздилась куча всяческого тряпья.

– Лондон подобен огромной сточной канаве, которая влечет преступников, перекупщиков и бродяг, – пояснил бвана, отвечая на мой немой вопрос.

Себя я со стороны не видел, но количество репьёв в хвосте и тусклая, свалявшаяся шерсть говорили о том, что из холёного русского мастифа я превратился в дикого ирландского волкодава.

Впрочем, внешность наша менялась сообразно городу: тенистые сады за изящными коваными решетками сменились на высокие каменные заборы, затем – на прилепленные друг к другу домишки, которым задний дворик заменяла бетонная площадка с мусорными бачками.

Потом пошли и вовсе трущобы: десятиэтажки с сплошь заколоченными первыми этажами, с выбитыми стёклами, с граффити везде, где можно и где нельзя…

Здесь надо пояснить, что на самом деле Лондон огромен. Пересечь его в какие-то полчаса просто нереально – если ты не маг уровня Лумумбы. Бвана применил тот же метод, что и в Африке: с каждым шагом он "протыкал" пространство таким образом, чтобы оказаться в намеченной точке кратчайшим путём.

Собаки видят в чёрно-белом диапазоне. Так считали учёные до Распыления – мне об этом Машка рассказывала. Только они, эти учёные, забыли про нюх… А запахи могут быть совершенно любого цвета. Даже того, которого нет в природе.

Трущобы пахли коричнево, с зелёными крапинками – как старая бумага, на которую недавно наблевали. И наделали еще чего похуже. Но собаки к запахам относятся несколько по-другому, чем люди, поэтому мне тут даже нравилось.

Давно просроченные консервы, застойная вода, гнилые листья. Тусклый, как потемневшее серебро, запах старости. Забористый, как штопор, дух немытых тел, засорившейся канализации и вываленных прямо на улицу отходов и горький душноватый запах каменного угля… А уж над всем этим витал тонкий, всепроникающий запах корицы… Пыльца.

Трущобы, или как их называл Петька, боро – были просто пропитаны Пыльцой. Она сочилась из канализации, из трещин в асфальте, из щелей в заколоченных окнах… Она источалась из людей – неопрятных, закутанных в тряпьё фигур с такими же, как у бваны, тележками, а еще от неприглядных куч прямо на асфальте, под стенами домов, в тёмных узких переулках…