Ксения Эшли - Вальпургиева ночь

Девушка скрестила руки на груди.

– Чудесно! Просто замечательно! Теперь ты окончательно испортила отношения с советником главный ведьмы, – тонкий, гнусноватый голосок помимо воли заставил Шанталь поежиться. Нет, определенно это заговор против нее.

Давно пора было привыкнуть к этой неотъемлемой части Дома и ее жизни, но каждый раз, вставая по утрам, девушка надеялась, что больше не услышит этот язвительный голосок.

Обернувшись, она бросила беглый взгляд на портрет на стене, сделанный сплошь из дерева. Из квадратной рамы на нее, иронично улыбаясь почти беззубой пастью, таращился бородатый уродец. Страхолюдную рожицу в виде забавного космача с хитрыми глазенками сделала Сигрит из бересты, когда Шанталь была еще ребенком.

– Это Голбешник, – пояснила она. – Он будет Духом-Хранителем нашего дома и всюду тебе помощником. Я вложила в него свои знания, которые пригодятся тебе в дальнейшем. Придет время, и он заговорит, станет хорошим советчиком, ты, дочка, всегда сможешь к нему обратиться, если что-то будет тебя беспокоить, а в душе своей ответа найти не сможешь.

Вот только годы шли, а Голбешник молчал. Шанталь уже стала сомневаться, что в деревянном портрете живет волшебная сила. Может, мама забыла какое-то заклинание, когда создавала его? Но Сигрит лишь с улыбкой отвечала, что, мол, настанет день, когда ее дочери понадобится настоящая помощь, и советчик даст о себе знать.

Но даже когда женщина умерла, страхолюдный портрет не промолвил ни словечка в ее честь. Шанталь много времени провела в одиночестве и тишине, совсем уверовав, что так будет и дальше. Но стоило ей примкнуть к роду Драгонешти, и, поди ж ты, Голбешник открыл свою пасть. Причем сделал это так, что лучше б и дальше держал ее под замком. Теперь девушка только и мечтала, чтобы тот скорее заткнулся.

Тех самых нужных советов от разговорчивой деревяшки Шанталь так и не дождалась, а вот бесконечной критики ее работы, язвительных реплик, едких насмешек было хоть отбавляй. Несколько раз, гневаясь, девушка грозила сжечь «советчика» во дворе, но тот лишь потешался над ее угрозами, уверяя, что она никогда так не поступит с подарком матери. И был прав. Потому Шанталь приходилось терпеть несносного соседа, скрипеть зубами и молчать. Она звала его просто Портретом, так как никакой пользы, кроме как, бездельного провисания на стене, тот не приносил.

– Спешу напомнить, что это ты громче всех кричал, что мне не стоило связывать жизнь с Драгонешти, а теперь ты недоволен, что я поссорилась с прихвостнем Сгаташ? – поставив руки по бокам, Шанталь зыркнула на Портрет.

– А ты меня слушала, терёха косматая? – ответствовал щербатый уродец. – Раз уж вздумала водиться с нечистью, изволь с ними дружить, а то сваришься в котле, разведенном Кларком.

– Драгонешти – не нечисть, они добрые ведьмаки. А Союза мне бояться нечего.

– Сама-то веришь в то, о чем бормочешь? – Портрет прищурил и без того мелкие глазенки и захихикал. – Кто нынче сгубил урожай озимых на землях Ротерстоуна? А подпалил амбар с зерном Левенворта, а на саму матрону семейства навел такую икоту, что та уже полмесяца избавиться не может? А про Кларков я вообще молчу, у них теперь не дом, а сплошная катастрофа: все кругом разваливается, течет и падает. Не иначе твое семейство постаралось.

– А что им оставалось делать…

Портрет демонстративно зевнул.

– Вот только избавь меня от пустых нравоучений, я твоих небылиц о «бедном, несчастном клане изгоев» наслушался достаточно.

– Вот и не слушай! И я тебя тоже слушать не намерена! – в сердцах топнув ногой, Шанталь промаршировала в свою комнату, подальше от надоедливого Портрета.

Но даже там ей не удалось избавиться от гнусного голоса:

– А вот придется, покуда некому, кроме меня, втемяшить истину в твою пустую башку. Чтобы сказала твоя матушка, узнай, что ее любимая доченька перешла на темную сторону?

Это уже был предел всему. Разъяренная девушка снова бросилась в кухню, также служившую в доме залом и прихожей, где висел портрет.

– А вот маму не тронь! Не тронь маму, слышишь ты, тупая деревяшка?!

Шанталь всегда бурно переживала, когда Портрет в разговоре касался Сигрит. Он был частью ее матери, в нем сохранилась ее память, касающаяся магии, женщина вложила в Голбешника свою душу и волшебную силу, потому-то ему не понаслышке было известно, о чем думала и мечтала покойная ведьма. И Шанталь было страшно думать, что ее матушка, пребывая сейчас в небесном дворце Орпы, недовольна поступками своей единственной дочери.

– Мама была Драгонешти, – прошептала она, но обращалась скорее к себе, чем к Портрету. – В свое время она тоже пыталась вернуться в клан.

Жалкое обоснование своего решения.

– Ага. Было дело, – согласился Портрет. – Правда, потом передумала. Сигрит всегда была иной, белой вороной, так сказать. Она не желала быть причастной к интригам, что плела главная ведьма по отношению к Союзу.

Это Шанталь было хорошо известно самой.

Видимо, Портрет все же решил смягчиться, – что было ему почти не свойственно – и приберечь свои язвительные доводы на потом.

– Но назад дороги нет, – здраво рассудил он. – И раз уж ты решила вернуться, постарайся не портить отношения с родственниками… даже с ручной канарейкой Сгаташ.

Девушка недовольно поморщилась. Будто она сама не знает.

– Выбрать золоту середину здесь не получится, – тем временем разглагольствовал Портрет. – Либо ты с Драгонешти, либо с Союзом. Когда Кларк до тебя доберется, – а он обязательно это сделает, вопрос лишь времени – будет лучше, если за твоей спиной окажется сильный клан.

По позвоночнику Шанталь пробежал холодок.

– А тебе-то откуда известно, что новый эрл… охотится на Драгонешти? Ты же со стены не слезаешь?

– А вот это твоя вина! Я много раз предлагал взять меня в лес. Твоя матушка сохранила в памяти много рецептов снадобий, и только я знаю, где прорастают главные ингредиенты.

– Ой ли? Тоже мне знаток нашелся. Прожила как-то без твоих «советов» и дальше проживу. И не переводи тему.

Портрет скривил такую рожу, что было ясно, отвечать он не желает.

– Лес слухами полон, – неопределенно ответствовал он.

Девушка прищурила глаза, но спорить не стала. Лучше она ответит ему той же монетой:

– Значит, я правильно делаю, что не беру тебя с собой. Ты и здесь способен набираться сплетен.

Маленькие глазки Портрета от досады почти вылезли из орбит.

– За дверью эквивалент моей пользы был бы значительно выше.

Эк каких слов понабрался!

– Ты закрываешь дыру в стене. И ты мне уже дома надоел, не хватало слышать твое нытье еще и на прогулке! – Шанталь испытала несказанное удовольствие, видя, как возмущен Портрет. Она знала его желание оказаться вне стен лесной хижины и специально лишала его такой возможности, в отместку за его поведение.