Яна Саковская - Амрис, представляешь?

И тогда там будет кристалл.

Пока у меня в руках артефакт, пока открыт сейф, проход к кристаллу закрыт стеной. С теми артефактами, с которыми я мог сносно передвигаться, я пробовал подходить к стене и щупать её, но я ничего не могу сказать о её природе. Толстая ли, тонкая ли, из какого материала. Она чёрная с серебристыми разводами, как пол. Она бесшумно исчезает, когда я отворачиваюсь.

У меня нет средств доказать это, но мне кажется, что она появляется и исчезает, когда на неё никто не смотрит.

Эффект действия камня ещё не проходит, и кристалл кажется мне жидким. Хотя вообще-то он твёрдый и прозрачный. Впрочем, восприятие быстро приходит в норму: кристалл действует и на таком расстоянии.

Для верности, однако, пойду рядышком постою.

Кристалл в полтора раза выше меня, толщиной – как раз такой, что удобно обнимать. Правда, такое объятие я могу выдерживать не дольше пары мгновений, после которых я чувствую, что кристалл начинает обжигать меня своей ясностью и чистотой и как будто отталкивает.

Насколько я понимаю, кристалл делает одно: снимает следы воздействия местных артефактов. Я могу прийти – или приползти – со сколь угодно поражённым сознанием, но от кристалла я уйду с ясной головой, как будто только что проснулся. Усталость внимания он тоже снимает, поэтому я часто терял счёт времени, проведённого в лаборатории, и ориентировался либо по номерам артефактов в журнале, либо по громким сигналам тела: надо попить, надо поесть, надо в туалет, надо поспать…

Сейчас обниматься с кристаллом нет нужды. Я просто посижу немножко на одном из коротких отростков у его подножия.

Может быть, от повторения этой практики точка, на которой я сижу и на которую я часто собираю приключения, наберётся ясности, мудрости и интуиции.

Но это неточно.

Уже который раз думаю, кстати, что здесь не хватает маленькой уютной кухоньки и удобных сидений. Все приходят к кристаллу после завершения работы над очередным артефактом, и, казалось бы, самое место, чтобы подкрепиться и пообщаться, но местные дизайнеры пространства такого, похоже, не предусмотрели. Настолько, что я даже не уверен, что механика пространства с исчезающим и появляющимся кристаллом подразумевает возможность встречи двух сотрудников у него. Я пока ни с кем не встречался и не видел, чтобы у кристалла, когда он открыт, было больше одного человека или существа ‒ здесь гораздо больше представителей самых разных рас, чем людей. Про себя я думаю, что я человек, потому что я наблюдаю привычный образ тела и привычный обмен веществ, но в деталях я не уверен. Я себя не вскрывал – вдруг у меня там кровь какая-нибудь совершенно чудн а я? Если вообще есть. Хотя сердце имеется и определённо что-то гоняет по сосудам.

Ладно. Эта ветка рассуждений мне знакома, и она бесплодна, потому что себя я вскрывать не хочу, а других ради удовлетворения собственного любопытства вскрывать ‒ противоречит моим ценностям. Лучше делом займусь. Тем более, что окружающие предметы вернулись в привычное агрегатное состояние и в голове прояснилось.

Зона выдачи новых объектов для исследования находится ровно в противоположном от кристалла конце зала, и я неспешно направляюсь к ней.

Сегодня почти никого нет. Только парень-альбинос в дальней капсуле. Пойду, кстати, гляну, как у него дела.

Когда я только приступил к работе, народу было больше. Человек семь на зал из примерно двадцати капсул. Но мы не пересекались, и я ни с кем не смог познакомиться. Через некоторое время по неизвестной мне причине они стали исчезать по одному, пока не остались мы с парнем-альбиносом.

Что любопытно – у меня нет никакого зловещего предчувствия по поводу этих исчезновений. Когда я прислушиваюсь к своим ощущениям, они говорят мне, что вскоре я примерно так же исчезну, и это будет в порядке вещей, и у моего тела нет на это возражений.

Парень-альбинос в ярко-оранжевом комбинезоне сидит в своей капсуле, скрючившись, растопырив пальцы над каким-то круглым синим камушком и вперив в него взгляд. Обхожу всю его капсулу кругом ‒ на меня ноль внимания. Выглядит, впрочем, неплохо. По крайней мере, в обозримом будущем его состояние стабильно и не требует вмешательства.

Ну и славно.

Удачи, коллега.

А мне нужен вот этот шкаф в стене, чёрная с серебристыми разводами дверца которого поднимается потягиванием ручки на себя.

Каждый раз там что-то есть.

Содержимое по итогам исследования можно отнести к одной из двух больших категорий: всякая радость и всякая гадость.

Всякая радость одаривает различными любопытными эффектами восприятия, галлюцинациями, заметными, но незначительными изменениями в телесных процессах. Общее от них ощущение – прикольно. Иногда, может быть, с некоторым неудобством, но в целом – прикольно. Например, артефакт, с которым я только что разобрался, безусловно относится к этой категории.

А всякая гадость неприятно и даже вредно искажает или вовсе отключает по-настоящему важные функции организма. Один милый камушек с дырочкой посередине, помню, занятно отключал вестибулярный аппарат. Были и артефакты, которые действовали на клеточном уровне, и я чувствовал, что происходит что-то не то, но не мог исчерпывающе и точно описать процесс, поэтому ограничивался самыми общими словами, делал специальные пометки и переходил к следующему предмету.

Вредная работа, короче. Но и работа мечты. Это первый раз на моей памяти, что я могу вдоволь повозиться с разными штуковинами и поразгадывать их загадки.

Ну, место, что ты приготовило для меня на этот раз?

В шкафу лежит ярко-голубой в чёрную крапинку камень, размером с мелкий абрикос – нет, я не осилю объяснять, что такое абрикос, и в отчёте, видимо, придётся просто написать размер в местных единицах.

Меня не просто охватывает плохое предчувствие – мне кажется, что при моём взгляде на этот предмет одновременно истошно завопили все мои внутренние системы безопасности.

О-па.

Я же ещё ничего не делаю. Я даже не выстроил намерение взять камень в руки.

Ладно, давайте последовательно смотреть, что не так.

Допустим, я беру его правой рукой. Просто выстраиваю намерение.

Да что ж такое!

Уровень опасности впереди по этому намерению такой, как будто я стою не в пустом зале, а на передовой на войне.

Откуда?

Откуда такой уровень опасности?

При этом, что любопытно, я не предчувствую боли. Просто в каждом мгновении появляется дорожка на смерть.

Я настолько не понимаю, как такое может быть, что я готов попробовать.

Кстати, несмотря на то, что вероятность смерти в ближайшие минуты резко возросла, я вдруг чувствую, что на любопытстве я как раз и могу безопасно эти минуты прожить.