Роман Галкин - Леший. Возвращение к покону

– Дык, я ж сказывал тебе, владыка, что без малого полвека прошло, как тайный народец людской град покинул.

– Чувак, ты гонишь! – грозно воззрился на лесовика владыка, принимая у Коляна пластиковый стаканчик.

– За Федора Николаича! – провозгласил тост оживший на свежем воздухе Юрий.

– Ух, йо-о-о! – оценил проглоченную жидкость Терентий, выхватил у Коляна маринованный огурчик, смачно его схрумкал, почесал шею под бородой и, прищурив глаза, будто бы что-то обмысливая, заговорил: – Была тут недалече деревенька в пять дворов. Давненько там никто не живет, да и хатенки все порушились и бурьяном да подлеском поросли. Одначе когда я туды последний раз наведывался, одна избушка средь зарослей еще стояла. Держалась стараниями домовенка, который не желал покидать насиженное веками место. Токма как просеку прорубили, да транвай ентот лиликтрический бегать начал, я в ту сторону больше не хаживаю, и там ли тот домовенок, не ведаю.

– Во, мужик загоняет с одного стакана! – восхитился Колян.

– Гипноз, с видом знатока пояснил неожиданно взбодрившийся Юрий, на которого напал похмельный жрун, и он усердно работал челюстями, уминая собранные братом закуски.

Немного отпустил хмель и Коляна. Оценив сгущающиеся сумерки, он заявил:

– Погнали, пацаны, домой. В роддом лучше завтра на трезвую голову отправимся. Сейчас нас туда все равно никто не пустит. Лех, ты куда нас завел? Выводи обратно.

– И то верно, – согласился Леший, – в такой час роженицам да младенцам покой нужен. Зато сейчас самое время домового навестить. Веди нас, Терентий.

– А и отведу, владыка. То мне одному боязно через лиликтрические нити ходить. А теперяча-то глядишь, и сызнова волею твоей лес по ту сторону под моей рукой будет.

Совсем уже погрузившуюся в ночную темень лесную поляну озарило бледное сияние матово замерцавшего перехода.

Трезвеющие братья уставились на возникшее перед ними марево. Колян нервно сглотнул, а из открытого рта Юрия выпал только что откушенный кусок сервелата. Из покрывающей одежду лесовика листвы вынырнула маленькая мышка, радостно пискнула, метнулась к оброненному куску и принялась торопливо его грызть, виляя от усердия хвостиком.

– Пойдем Колян, – владыка поднял сумку со снедью и повесил на плечо молодому отцу. – Негоже твой терем без пригляда домового оставлять.

– Вона в тех кусточках избушка и была, – ткнул посохом в густую тьму лесовик, когда они вышли с другой стороны. Подойдя ближе, удивленно присвистнул: – Иш ты, цела еще кровелька-то. Токма рухнет вот-вот. Вишь, как ее перекосило.

– Енто что за пень трухлявый туточки каркает, головешку тебе в ухо, да кочерыжку в зад? – послышался старческий голос. – Нешто леший из берлоги вылез?

– Не леший я нонче, – лесовик смущенно глянул на владыку, – нонче я Терентий.

– Кхе-кхе-кхе, – закашляло из темноты старческим смехом. – Одначе в мозгу у тебя Терентий завелся, пень ты трухлявый, коромысло тебе в обе ноздри.

– Ну-ка, выйди-покажись! – потребовал Леший.

– Енто кто? – после продолжительной паузы настороженно вопросил голос из темноты.

– Не чуешь либо? – ухмыльнулся лесовик. – Владыка, знамо.

В кустах что-то затрещало, натужно заскрипело, посыпалось и рухнуло, взметнув облако пыли.

– Рухнула хатенка таки, – покачал головой Терентий.

Охая и ахая к пришельцам вышел согбенный старикашка гномьего роста, не дотягивающийся лохматой макушкой до плеча даже низкорослому лесовику. Всмотревшись в строгий лик Лешего, старикашка рухнул на колени и протянул к владыке ручонки.

– Ведал я, что не бросишь ты нас, владыка Велес! Ведал, вернешься и возвернешь все к прежнему укладу, – забубнил он, семеня на коленках ближе к владыке.

А тот нахмурился еще более. Опять его каким-то Велесом именуют. Вот же не только людишки, но и тайный народец здесь неразумный. Тоже, небось, верят во всякое сверх естественное, что обычной волшбой не объяснить.

– Колян, а ты на чем еще свой продукт настаивал, – шепотом обратился к брату почти уже трезвый Юрий. – Что-то это на гипноз не очень похоже.

– Юрок, – так же шепотом отозвался Колян, – на чем бы я его не настаивал, но когда Лекс полы мыл, мы ведь еще ничего не употребляли.

– Это да, – кивнул Юрий, вспомнив историю с Джоником и сплавленную в комок цепь.

Далее братья молча наблюдали, как гипнотизер Леха терпеливо втолковывал лохматому гномику, что он не Велес, а Леший. А Терентий не леший, а обычный лесовик. Хотя, мысли обоих братьев сходились на том, что если кто тут и леший, то это точно Терентий. Но в леших и в прочую чертовщину они не верили, а потому не знали, что и думать, по поводу творящегося вокруг. Не ну, разве может происходить на самом деле то, что они сейчас видят? А видели они, как засветилась желтым светом правая Лехина ладонь, и из нее прямо в гномика шарахнула молния. Гномик засветился, словно лампочка, затрясся, а когда огненный ореол вокруг него померк, рухнул наземь, продолжая потрескивать проскакивающими во всклокоченной шевелюре искрами. Но вопреки опасениям братьев, гномик не умер. Выпустив струйки дыма из ноздрей и ушей, и пару раз моргнув, он неожиданно резво вскочил на ноги. Теперь домовенок не напоминал того согбенного старикашку, который вышел к пришельцам. Перед ними стоял бодренький такой гномик с бодро топорщащимися жесткой щеткой усами и бороденкой лопатой. Одет он был в костюмчик из грубой мешковины. На ногах лапти и намотанные до колен онучи.

– От жжёшь, – осмотрев себя, удовлетворенно притопнул лаптем домовенок, – енто ж я веков пять скинул, а то и все десять, три клеща мне на правую ягодицу! Вот токма домишко-то мой рассыпался вовсе.

– Не печалься, домовой, – сгреб его за шкирку Леший и поставил перед Коляном. – Вот его терем всяко лучше твоей сгнившей хатенки. В него и переберешься моим повелением.

– Ой ли лучше? – настороженно осмотрел обалдевшего парня домовой, нагло усомнившись в словах самого владыки.

В другой раз тот испепелил бы наглеца. Но, помня о дефиците в здешних краях тайного народца, вынужден был на первый раз сдержаться. И снова терпеливо принялся объяснять мужичку, что у Коляна родился наследник, а дом без пригляда и все такое. Выслушав, наглый мужичонка отставил ногу, упер в бока кулачки и начал выдвигать условия своего переселения:

– Значится так. Вотета вот я не люблю, – он ткнул пальцем в сумку, висевшую на плече Коляна, и пояснил: – не люблю, когда в доме пьянку пьянствуют. Не люблю, когда мусор мусорят и шум шумят. Все енто безобразие анчуток привлекает. А ежели я токма и делать буду, что их выпроваживать, то когда ж мне хозяйство хозяйствовать, сырец тебе в дымоход, а?

Вконец растерявшийся под строгим взглядом гномика, Колян пожал плечами.