Ксения Баштовая - Повесть эльфийских лет

Получалась весьма странная и интересная картина. Которая, впрочем, пока что отказывалась складываться воедино.

Полукровка задумчиво закусил губу. Поперхнулся, сплюнул на пол темный комок и отвернулся, размышляя, что еще можно почерпнуть из этого старинного дела. Ничего не придумав, он осторожно перелистнул последние страницы плохо прошитой папки… И нащупал приклеенный к обложке запечатанный конверт, в котором явно прощупывался какой-то крошечный твердый предмет.

Вскрыть конверт так, чтобы не порвать бумагу и не повредить сургучных печатей, оказалось легко: благо опыт по нелегальному изучению переписки господина Алоиза Кевирта имелся. Потом осталось лишь потрясти сверток над столом, и на гладкую поверхность выпал крохотный, не больше ногтя, позолоченный ключик, украшенный на головке филигранью.

Ирдес удивленно всмотрелся в этот миниатюрный предмет, пытаясь понять, на кой черт его надо было приобщать к делу… Но тут за дверью послышались шаги, и парень поспешно спрятал находку в сапог, бросив само дело обратно в стопку.

Уже через пару-тройку минут полукровка оказался на улице. На город спустились сумерки. Эльф попытался заикнуться о том, что в момент задержания у него было при себе несколько монет серебром, но получил чувствительный тычок по ребрам, от которого в груди что-то недовольно квакнуло. Парень счел за лучшее больше не говорить о потерянных деньгах. Про кинжал, украшенный по клинку гравировкой и отобранный все той же городской стражей, тоже пришлось забыть.

Оказавшись на свободе, эльф собирался пойти домой. Но от свежего воздуха помутилось сознание, перед глазами все плыло и качалось. Юноша смог сделать лишь несколько шагов. Отойдя от тюрьмы, он оперся о стену, пытаясь сохранить равновесие. Получалось плохо.

Парень вновь поперхнулся, в горле что-то громко заклокотало… Полукровка мотнул головой и, твердо решив, что ему необходимо отлежаться дома, попытался пойти вперед. По сторонам он не смотрел, лишь себе под ноги, стараясь не упасть. Идти с каждым мигом становилось все сложнее, перед глазами стелился багровый туман…

Ноги вдруг подкосились, и Ирдес рухнул на колени. Грудь буквально разрывалась от кашля.

Эльф и сам не запомнил, сколько он так простоял, даже не пытаясь подняться: казалось, в голове стучал огромный кузнечный молот, отзываясь резкой гудящей болью. Ладонь, которой юноша опирался о стену, соскользнула, и он согнулся, упершись локтем в землю и надеясь, что ему удастся не упасть…

Город потонул в ночном мраке. Где-то вдали светился одинокий, почти потухший фонарь. Весь мир сжался до булыжников мостовой под ногами.

Тонкая тросточка с металлическим набалдашником стукнула о камень. Причем стукнула где-то поблизости, шагах в трех, но Ирдес не мог даже поднять голову, чтобы осмотреться.

– Хэнт? – брезгливо протянул мужской голос где-то в вышине. – Кто это? Что случилось?

Пятно света, отбрасываемое небольшим фонарем, метнулось поближе к Ирдесу, остановилось возле его колена.

– Пьяница какой-то, дон Дашен, – пророкотал второй голос. – Сейчас я его уберу.

Юноша попытался поднять голову:

– Я н-не… – дальше он не смог говорить, вновь подавившись кашлем. Эльф успел разглядеть лишь, что подошедших было двое. Крепкий бистивилах держал в руке фонарь со свечой. Лицо его спутника было скрыто в тени.

Обнаженный до пояса собакоголовый словно и не расслышал мычание Ирдеса. Он шагнул вперед, и свет одинокого огарка заплясал на загорелой коже полукровки.

– Подожди, – вдруг нетерпеливо обронил его спутник. – Хэнт, покажи мне лицо мальчишки.

Ирдес почувствовал, как его схватили за волосы, резко дернули вверх… Но спорить уже не мог – силуэты странных ночных путешественников вдруг смазались и потонули в мареве обморока.

В себя парень приходил долго. Еще до того, как он что-то увидел, появились запахи: пряные и приторно-сладкие. Казалось, они были настолько плотными, давящими, что их можно будет увидеть. Но вокруг царила тьма.

Потом появились звуки. Это был чей-то разговор. Но слышался он какими-то кусками, обрывками.

– …с ним?.. – Этот голос, кажется, был знаком. Но кому он принадлежал?

– …раз говорил… самое обычное прокля… – ответил ему визгливый голосок. Его Ирдес точно раньше не слышал.

– …и насколько?..

Дребезжащий смешок рассыпался горстью потрескавшихся бусин:

– …три часа проживет, и то хоро…

– …часа?! Да ты с ума…

Новый смешок:

– А вы не зна…

– До недавнего момента не знал. – Это была первая фраза, услышанная целиком.

Яркий свет резанул по глазам. Ирдес вскинул руку, закрывая лицо от слепящих лучей, скривился от резкой боли за грудиной и закашлялся, хватая ртом воздух: пряные запахи буквально душили.

Но странное дело, когда он отвел руку от глаз, оказалось, что он сидит в мягком глубоком кресле в какой-то комнате. Единственным источником света являлся крохотный огарок в тяжелом бронзовом подсвечнике, стоявшем возле его ног. Само помещение практически потонуло во мраке, и в дрожащем, неверном свете свечи был виден лишь узорчатый паркет.

В пятно света шагнул высокий мужчина, склонился над скорчившимся в кресле юношей:

– Живой?

Судя по всему, именно он разговаривал с тем, визгливым. Но вспомнить, где именно он слышал этот голос, парень пока что так и не мог.

– Вроде бы, – выдавил Ирдес и вновь закашлялся.

Его собеседник терпеливо дождался окончания приступа и протянул эльфу платок. Тот вытер губы и обнаружил на белоснежной ткани капли крови…

– Похоже, не очень, – мрачно резюмировал неизвестный тип и, оглянувшись, гаркнул: – Папирэани! Где ты там?

– Сейчас-сейчас, дон Дашен, – угодливо захихикал уже знакомый визгливый голосок, и из темноты буквально выпрыгнул маленький скрюченный гоблин с отвисшими от старости ушами. В кривой лапке он держал прозрачный стакан, до краев наполненный зеленой булькающей жижей.

Подсунув сосуд под самый нос Ирдесу, уродец жадно запрыгал на месте:

– Пей!

Эльф перевел непонимающий взгляд на стоявшего рядом мужчину, лицо которого все еще было скрыто в тени.

– Пей, – равнодушно пожал плечами он.

Юноша скривился от нового приступа резкой тянущей боли в груди, осторожно принял стакан из уродливых ручек и сделал первый глоток.

Как ни странно, напиток оказался довольно приятным на вкус.

– До дна! До дна! – зафыркал гоблин.

Парень покорно осушил стакан, стараясь не обращать внимания на то, что перед глазами все кружилось и плясало, а сам гоблин то сжимался до крошечной точки, то вытягивался и разрастался чуть ли не до потолка.

Папирэани осторожно принял сосуд из чуть дрожащей руки и радостно ухмыльнулся: