Дарья Проценко - Оазис

Море, оно, разное. Зимой оно грозное. Смывает с берегов все старое и ненужное. Перемалывает его, и зло выбрасывает обратно, отполированным и очищенным. Недаром, все, что люди находят на берегу, они называют дарами, преклоняясь перед возможностями и волей моря. В суровые зимы, оно, бывает, замерзает у берегов. А лед морской воды не такой как на реках. Зеленоватый, мощный, непрозрачный. А когда море создает величественные нагромождения камней и, сжав их в объятиях, строит неприступную крепость вдоль наших границ, кто говорит, что оно не на нашей стороне?

Весной море любит показать свою силу. Оно полноводное и шумное. Громит скалы и перекатывает могучими волнами гранитные валуны, обрабатывая их не хуже опытного камнетеса. Вымывает в скалах пещеры и гроты, пробивает в суше фьорды, меняет рельеф побережья и засыпает его песком. А песок на пляжах не такой как в пустыне Аззо. Он переменчив и разноцветен. Ведь каждая песчинка, это бывший камень Инграма, который в морском песке показывает нам все свое великолепие. Кто говорит, что море ничему не может нас научить?

Летом вода в море прозрачная и мягкая. Теплая и ласковая. Она открывает перед нами глубины и показывает свои богатства, будь то разросшиеся причудливыми кустами водоросли, разнообразная морская живность или ровное дно, которое словно вторая половина зеркала неба. Летом из моря не хочется вылезать. А оно с готовностью держит, обнимает, ласкает. Тоже не хочет отпускать, потому что ему с нами хорошо. Оно шаловливое и небрежное. Легкое и загадочное. Оно заигрывает с нами набегающими на берег волнами и окутывает тысячей брызг, только чтобы вызвать улыбку… Кто говорит, что с ним нельзя подружиться?

Осенью, когда жизнь на берегах угасает и замирает, море спокойно взирает на это с древней мудростью тысячи слез прихода зимы, зная, что все вернется. Вода уже не теплая, но и до холодов еще далеко. Но дно уже серое, в нем нет тех переливающихся золотых искр жизни, которые дарит нам жаркое летнее солнце. В море тихо и пусто. И даже собственные руки и ноги сквозь гладь воды кажутся странными, и совершенно ненужными в этом мире безграничного пространства. Оно статично и как будто пришито к берегу струями подводных течений. Его нельзя расплескать или расшевелить, а можно только вырвать из земли одной монолитной чашей. Но и тогда, оно, переливаясь как ртуть, никуда не денется и спросит: 'Куда бежать? Зачем? Замри!' И все вокруг засыпает вместе с ним. Кто говорит, что оно не умеет колдовать?

Море часто меняет цвет. Оно то голубое под цвет дневного неба, то синее, когда в нем отражается набежавшее на солнце облако, то почти черным цветом сливается на горизонте с грозовой тучей. Оно может быть белым в рассветном тумане утра, или серым под мелким легким дождиком. Оно может быть красным, прощаясь с закатным солнцем, или блистать золотыми монетами при встрече с луной. Море всегда готово придти к нам на помощь и стать нашим настроением. Наше настроение и есть море…

И тут я вынырнула из своего монолога, и даже не сразу сообразила где я, как-то уж очень проникновенно вышло. А Лель, какой-то тихий, как будто погруженный в транс, шел рядом. И молчал… Долго молчал, а потом я услышала его слова:

— Спасибо за сказку, Принцесса!

Я никогда не любил поэзию. Точнее то, что за таковую принимали в Оазисе. Хитрозакрученные вирши дагайрских поэтов были для меня чужды и слащавы. Но Арье своим прочувствованным рассказом что-то всколыхнула глубоко в моей душе. Это было так красиво и поэтично, и настолько захватило меня, что мне тоже захотелось с ней поделиться каким-то своими впечатлениями. И рассказать о песках. Даже о звездах, раз уж ей так хочется. Для меня было странно самому думать о том, чтобы доставить радость женщине. Я всю жизнь с этим боролся. Так, что это стало моей целью. Если бы был повод, я бы даже поклялся, что никогда не буду этого делать. Но хорошо, что такую клятву не пришлось давать. Потому что для Арье я уже был готов на многое. Но пока еще не на все.

Она вернула мне мечту. Пусть и неосознанно. Я опять думал о море. В книгах давались, конечно, его описания, он они были какими-то обезличенными, а я впервые в жизни разговаривал с человеком, не считая Каваат, который на этом море был, и более того любил его. Мне было приятно, что моя тяга и мечта — это не пустой, придуманный или позаимствованный из книг, образ. Приятно от того, что она — реальна. И за это опять стоило благодарить принцессу.

Я никогда не думал о том, что женщина, которая захочет сделать меня своим будет настолько умна и отзывчива по отношению к моим желаниям. Нас всегда учили, что женщина в первую очередь будет госпожой, и нас никто и никогда слушать не будет, разве что из прихоти. А Арье, похоже, вообще об этом не задумывалась. Она просто делала то, что считала нужным. Не пытаясь поставить на место меня и продемонстрировать мне свою власть. Она была со мной искренна, я чувствовал, что ей действительно интересно и хорошо со мной. И меня это удивляло.

Я впервые в жизни начал задумываться, что же я за человек. Судя по поведению принцессы, она была рада, что именно я ушел с ней из Оазиса. Но будь на моем месте Кольдранаак или даже Тульчинизз, возможно ей было бы проще. Я не мог это не признать. Я был готов очень на многое ради тех людей, которые были для меня дороги, но при этом был достаточно противоречивым человеком, и несколько фанатично преданным тем идеям, которые считал правильными. Я даже к Кольдранааку относился несколько покровительственно, в некоторых моментах считая его взгляды обывательскими, но сейчас, идя по песку и размышляя, начинал понимать, что, возможно, он был мудрее меня, потому что не отбрасывал от себя как ядовитую змею все то, что в его концепции не вписывалось. Я же был категоричен, упрям, а временами даже жесток. Так насколько же я отвечал желаниям окружающих?!

Начался новый день, и ничего не изменилось. Жара, пески, стеклянный воздух. Когда мы расположились на очередной привал, и я стала рыться в сумке, доставая воду и многострадальный плащ. А Лель узрел таки эту дурацкую книгу любовных стихов.

— О, — сказал он, — знакомый автор! Тебе нравится Фискальдууз Бульзи Аак?

— Да, — честно солгала я, надеясь, что таким образом у нас будет хоть какая-то тема развивающее общение в правильном ключе. — Хочешь, прочитаю что-нибудь?

— Эээ, ну давай, — с сомнением согласился Лель. Наверное, боится, что я не смогу правильно продекламировать эти творения. Я взяла у него книгу и открыла оглавление. Надо выбрать что-нибудь побезопаснее 'Стыдливого принца'. Я пробежала страницу глазами. Так. 'Принц и простынь', 'Принц и полотенце', 'Принц и пеньюар'. Да что ж такое! 'Принц и крыса' это, наверное, страшно. ' О камнях'. Вроде подходит, звучит, по крайней мере, нейтрально. Я встала в позу опытного оратора и начала с выражением: