Блэки Хол - Эпилог (СИ)

- А куда делся Тёма?

В первый вечер по приезду мама проводила нас до дома, а потом муж ушел с Тёмой, видимо, ремонтировать машину, и вернулся по темноте.

- Уехал, - ответил Егор скупо. - Чего ему здесь ошиваться?

На следующий день я спросила у мамы о Тёме.

- Знаешь того парня, что довез нас до Магнитной?

- А-а, Тимофей... - ответила она рассеянно, шерудя кочергой в печи. - Хороший мальчик. Добрый, отзывчивый. Племянник нашего головы.

Тёма - племянник первого руководителя Магнитной?! - шмякнулась я на лавку, изумившись донельзя необычным родством. Не пойму, Тёма проживает здесь на правах близкого родственника или отбывает пожизненный срок как политический преступник?

__________________________________________________

igni candi*, игни канди (перевод с новолат.) - огненный сгусток

-46-

А потом я вспомнила о подарках. Как говорится, очнулась - не прошло и года. И шутливо пригрозила:

- Отказа не потерплю.

Зимняя куртка с капюшоном, наброшенная на мамины плечи, вызвала растерянность.

- Жидковатая. - Мама пощупала материал. - Неужели нашу зиму выдюжит?

- Выдюжит. Должна, - заявила я уверенно. - Внутри хороший утеплитель. К тому же, куртка легкая и легко стирается. Немножко отвисится, расправится и станет ещё краше. Гошик-то всю одежду скатывал в блинчики, чтобы компактно уложить в сумку.

Над кроссовками мама посмеялась.

- В распутицу у нас хороши сапоги, а зимой - валенки.

- Мы взяли такие сапоги, в которых и сорокаградусный мороз не страшен, - похвасталась я. Конечно, во время сборов речь о зимовке на побережье не заходила, но Константин Дмитриевич посоветовал не рисковать и набрать теплых вещей, потому как в горах холодает рано.

Мама рассказала, что на побережье к обуви относятся трепетно, передавая от старших к младшим. Безвозвратно изношенную обувь не выбрасывают, а относят к сапожнику - в хозяйстве всё пригодится, даже отходы.

Вдохнув запах мыла с арбузным ароматом, мама закрыла глаза с мечтательной улыбкой. Понюхала и кофейный шампунь, отвинтив крышечку. Покрутила тюбик с кремом для рук.

- Эвочка... Зачем же ты... вы... - в её глазах стояли слезы. - Надрывались, везли в несусветную даль... Не стоило беспокоиться...

- Стоило. Только так и не иначе - обняла я маму, и мы снова расплакались.

А потом настал черед женской галантереи: теплых перчаток, колгот и нижнего белья.

- Мам, я выбирала наобум. Ориентировалась на свой размер.

И не прогадала, - добавила про себя. Мама оказалась выше меня на пару сантиметров и чуточку стройнее, или, как говорят на побережье, тощеватее.

- Мягко, - погладила она ткань. - Спасибо, Эвочка, спасибо...

И опять мы плакали.

- Рёвушки-коровушки, - сказала мама, утерев слезы. Она тоже готовилась к моему приезду. Связала носки, а кофту не успела довязать, потому что поздно узнала о моем приезде.

- Осталась половина левого рукава, а воротник есть... Пуговки пришьем, и готово. Ну, как? - спросила она с надеждой, когда я примерила заготовку.

Моя ладонь прошлась по готовому рукаву. Мама старалась. При вязании она создала затейливый орнамент, использовав пряжу трех цветов.

- Боже мой, какая красота! Прекрасно! - поцеловала я рукодельницу.

Это не штамповка, созданная бездушной машиной. Каждая петелька вывязана руками дорогого и любимого человека. В кофте, связанной мамой, мне будет вдвойне теплее.

Шифроадрес мамы - 5554. Первая пятерка - номер округа. Вторая пятерка - номер поселения-сателлита Магнитной. Это та деревенька, которую мы проехали мимо на "Каппе". Третья пятерка - номер хутора, на котором проживает мама. И четверка - номер её дома. Сухо и бюрократично. А местные жители придумали более сочные названия. Мамин хутор называется Шлаковкой, от слова шлак, который образуется при плавке руды. Деревня-сателлит носит название Томлёнка - по виду стали. Есть еще Гвоздильня, Наковаленка, Бородка, Напильничье, Крица, Подсека, Домница... Да разве ж упомнишь зараз столько названий? Зато как певуче звучит!

Шлаковка... Я родилась в этих местах. Расположение хуторка таково, что меж гор образовался широкий зазор, в который по утрам заглядывает солнце и освещает небольшой луг. Сейчас он выкошен, и трава убрана в стога. На лугу пасутся две стреноженные лошади. Еще я видела коз и коров на склоне, но из-за дальности не смогла сосчитать.

Летом, в безоблачные дни, хуторок освещен солнцем с утра и до вечера, что считается редкостью для здешних мест. Заросшей тропкой можно дойти до шумной речушки Журчавы, протекающей по долине и жмущейся к противоположной горе. Не речке есть мостки и отгороженная заводь - для стирки. Вода в Журчаве холоднючая, как и во всех речках, текущих с гор, но в заводи потеплее. Прополоскал бельишко - нужно поднять затвор, чтобы вода протекла и набралась свежая.

В Шлаковке - пять домов и пять семей. И пусть у местных выдуманные имена и фамилии, навязанные политическим режимом, жители откликаются на свои настоящие имена.

Мама жила одна, а хозяйство вела в общейке. И все ж отсутствие мужской руки в доме сказывалось в разных мелочах, начиная от провалившегося пола в бане и заканчивая частичным отсутствием дранок в кровле. Всё непрочное и ненадёжное, даже тележка для бадейки, готовая вот-вот развалиться. Забора практически нет, лишь почерневшие от времени столбы с прожилинами да жалкое подобие калитки. Ни замков, ни крепких запоров. От кого прятаться-то? Зато дорожки вымощены камешками, чтобы грязь не прилипала к обуви.

Егор помаялся от безделья да и попросил у мамы инструмент. Она, конечно, воспротивилась: вдруг зять покалечится, работая руками? Беспокойство тёщи задело Егора за живое и повысило градус упёртости. Не знаю, охладил ли его пыл молоток, у которого набалдашник ходил ходуном на рукоятке, и жалкая кучка гвоздей внушительного размера, но муж пропадал на улице, периодически постукивая, и в избу заходил затем, чтобы поесть. Зато позже выяснилось, что тележка окрепла и катится уверенно, а бадейка жестко фиксируется с помощью свежеприбитых клинышков.

- Мой талантище, - обняла я Егора. - Никому тебя не отдам. Научусь стучать молотом по наковальне и прикую к себе цепью.

На второй день пребывания в Шлаковке мы с мужем отправились до колодца по единственной на хуторе дороге. Мамин дом - самый дальний, возле луга, а колодец - общий. В здешних местах колодцы копаются тяжело и не очень глубоки. Каждый раз мама порывалась идти с нами, и мне насилу удалось её отговорить. Маму тревожило всё - что мы сорвемся в колодец, что по пути переломаем конечности или случайно поранимся. И даже легкомысленное заявление, что "тут всего-то два шага сделать", её не успокаивало.