Бронислава Вонсович - Цветок мака

— Только не надо говорить, что у вас не принято показывать лица чужим, — предупредил меня Эвальд. — Ты же собираешься к родственникам в Туран магии учиться. С закрытым лицом это невозможно.

Я вовсе не собиралась отговариваться такой глупостью, но попыталась все же воззвать к его разуму:

— Ваше Высочество, ну подумайте, какая может быть связь между моим настоящим лицом и безопасностью вашего отряда. В любом случае, мы вскоре расстанемся.

— Считай это моей прихотью, — нахально заявил он мне. — Как я уже говорил, я хочу видеть лицо того, с кем разговариваю.

— А инор Лангеберг тоже этого хочет? — ехидно спросила я.

— Мне достаточно ауры, — заметил маг. — Так что я не настаиваю.

— Инор Лангеберг, выйдите наружу и погуляйте немного, — внезапно скомандовал принц. — Видите, дама вас стесняется.

— А как же безопасность? Вы не боитесь, Ваше Высочество, что я на вас нападу?

Эвальд насмешливо хмыкнул и выразительно посмотрел на мага. Тот недовольно нахмурился, но, к моему глубочайшему сожалению, возражать не стал и вышел почти сразу.

— Итак, дорогая, — промурлыкал принц. — Теперь тайна твоя останется в надежных руках надежного человека.

— Надежные люди не пытаются шантажировать малознакомых попутчиков, — возразила я.

Он молчал и лишь выжидающе смотрел на меня. Я немного помедлила и все же отключила артефакт, но только тот, что отвечал за изменение внешности. Блокирование поиска я не стала бы отключать ни за что. Ведь неизвестно, удается ли маме скрывать от брата мое отсутствие столь успешно, как вчера вечером. Эвальд уставился на меня так, как будто в жизни ничего прекраснее не видел. Восхищение его казалось совсем не наигранным и было для меня неожиданно приятно. Брат мне часто говорил, что я красива, но увидеть подтверждение этого от постороннего человека значило больше, чем все слова родственников. Принц был совсем близко от меня, и я рассматривала его с неменьшим интересом и каким-то странным внутренним трепетом. Золотистые искорки в его глазах опять устроили свой завораживающий танец. Крылья его носа заходили, судорожно втягивая в себя воздух, и он довольно сказал:

— Ты изумительно пахнешь. Весной. Цветущей степью.

Я посмотрела на него с огромным сомнением. После дня скачки под довольно сильно греющим солнцем пахнуть я должна была чем угодно, только не цветами. Но Эвальд даже прикрыл глаза от удовольствия. Он вдыхал мой запах так, как будто боялся, что хоть малая его часть пройдет мимо него. Впрочем, глаза он тут же открыл и опять стал внимательно меня изучать. Потом неожиданно поднял руку и провел по щеке, чуть прикасаясь кончиками пальцев, я даже не успела отстраниться, правда, мне этого уже и не хотелось. В груди разрасталось что-то странное, мягко-волнующее и тревожащее, хотелось стоять и глядеть на него бесконечно. Но все очарование момента было разрушено в один миг, когда он внезапно сказал чуть мурлыкающим голосом, таким нежным, таким обволакивающим:

— Ночуешь здесь.

Тон его даже не предполагал моего отказа. Отрезвление для меня наступило сразу же. Золотистые искорки потеряли всю свою привлекательность, ведь за ними был обычный хам, пусть и облеченный властью, и сейчас он пытался получить с меня плату за помощь. Плату, которой я ему давать не собиралась.

— Можешь сразу вернуть меня оркам, что тебя сопровождают, — презрительно бросила я ему в лицо.

— Что?

Мне показалось, что Эвальд несколько растерялся.

— Я не собираюсь собой расплачиваться.

Мне хотелось плакать от обиды и разочарования. Разочарования в чем? Пожалуй, я и сама не смогла бы точно ответить на этот вопрос. Возможно, в том, что искорки, казавшиеся золотыми, на деле были всего лишь искусной подделкой.

Эвальд

Что мне не зря хотелось, чтобы девушка сняла свой артефакт, я понял сразу, когда увидел ее без морока. Да это просто преступление — прятать такое личико от других! Нельзя сказать, чтобы оно было полностью безупречно — несколько удлиненный овал напомнил мне почему-то Шарлотту, жену моего младшего брата, восхищение внешностью которой я с ним не разделял. От орков нашей спутнице достались удивительные, чуть приподнятые к вискам глаза, сложная объемная прическа из многочисленных переплетений косичек и легкая смуглота кожи, которая казалась нежной, как лепесток полевого цветка. Я не выдержал и провел пальцами по щеке девушки. Бархатистая, теплая, мне чудилось, она и на вкус должна быть как какой-нибудь редкий фрукт. Рот невольно наполнился слюной только от одной этой мысли. Она молчала и лишь смотрела на меня, открыто и с каким-то удивлением

Легкие тени под глазами и заметно заострившиеся скулы показывали, как ей тяжело далась наша безостановочная скачка. Она выглядела такой тоненькой, такой хрупкой, а ведь вынесла всю дорогу без единого слова жалобы. Не то что наши дипломаты. Инор Кнеллер не только ныл безостановочно последний перегон, но уже успел подойти ко мне с весьма прозрачным намеком, что негоже таким ценным сотрудникам спать на траве, где холодно, а под утро еще и мокро, и ползают всякие гадкие насекомые, а, возможно, даже и змеи, от укуса которых миссия наша может понести невосполнимые потери. Но давать им для ночевки дар Шуграта я не собирался. Теперь-то я точно знаю, кто сегодня будет спать в этом шатре. Вот эта прекрасная нежная девушка.

— Ночуешь здесь.

Обычный приказ, какие за день я раздавал своим подчиненным порой больше сотни. Дед иногда ворчал, что единственное, что ему удалось во мне выработать за годы воспитания — командный голос. Ослушаться еще никому в голову не приходило. И тем неожиданней была ее реакция. Лицо стало жестким, презрительным, высокомерным. Пропала вся мягкость и нежность, на их место пришло… чувство собственного достоинства? Так гордо и уверенно выглядеть удается не всякой прирожденной дворянке, а уж от полунищей орчанки я такого и не ожидал.

— Можешь сразу вернуть меня оркам, что тебя сопровождают, — процедила она.

— Что?

Я был удивлен и не хотел скрывать этого. Чего это вдруг ей пришло в голову мне не подчиниться? Чем так страшна ночевка в этом шатре?

— Я не собираюсь собой расплачиваться, — в ее голосе звучал металл.

Теперь только я понял причину таких изменений. И мне так обидно стало. Я в ее пользу отказываюсь от чести нахождения в этом орочьем сооружении, а она меня подозревает во всяких некрасивых вещах. Мысли о том, что я лишь ищу повод не находиться в шатре, я загнал как можно дальше и глубже.

— Ты серьезно думаешь, что для меня вершиной желаний было бы провести ночь с женщиной в таких условиях, — я выразительно обвел глазами скудное содержимое шатра. — После целого дня скачки, уставшим и грязным?