Бронислава Вонсович - Цветок мака

— Карл, — позвала я студента. — А пойдемте-ка с нами.

— Да зачем он нам нужен, — возмутился Вайс. — Что мы, без него не справимся?

— В самом деле, — скривился Хазе. — При мне инору Вайсу будет неловко вам стихи читать.

— Так мы же не за этим собирались идти, — возразила я.

Студент выразительно хмыкнул, а Вайс посмотрел на меня столь укоризненно, что даже сомнений не возникало, стихов он знает много и согласен мне их рассказывать часами. Как Эвальд. Я вздрогнула. С чего я вдруг вспомнила о гармском принце? Эта привязка — никакая она не любовь, это как ошейник, лишающий свободы. Ошейник, о котором нельзя забыть ни на минуту. И я пошла назад в лагерь, хотя спутник мой и предлагал продолжить нашу прогулку. Довольно настойчиво предлагал, надо признать. Видно, не все аргументы он мне предъявил в сегодняшнем нашем споре. Но мне идти уже никуда не хотелось, что я и пыталась ему объяснить.

Конец нашему разговору положил внезапно возникший рядом с фургоном телепорт, откуда вышло пятеро магов, один из которых тут же окинул цепким взором нашу стоянку, вычленил куратора и вручил ему предписание с печатью Академии.

— Направлены в помощь инору Вайсу, — отрапортовал он.

— Но зачем? — пораженно спросил незадачливый куратор, который уже понял, что никакой романтической прогулки по зеленому лугу не предвидится. — Мне и так выделили инориту Монблюте, а обычно ведь кураторы в одиночку справляются.

— Распоряжение ректора, — не дрогнув ни одним глазом, выдал прибывший.

Да какого там ректора? У всей пятерки просто написано на лицах было, что к образовательному процессу они никакого отношения не имеют, а вот к убивательному — вполне. Теперь к ошейнику присоединилась еще и клетка — никуда без присмотра. И стоило убегать из Степи, если теперь за меня будет опять решать мужчина, на этот раз совсем для меня посторонний? Я развернулась и ушла в палатку, присутствия моего здесь не требовалось, а с чужих глаз уйти хотелось. Казалось, все пятеро, хоть неявно, но постоянно за мной следят. В палатке стало немного спокойнее, но плотная ткань прекрасно пропускала звуки, так что ничего не слышать я не могла, хотя и хотелось.

— Эрика, вот видишь, Его Высочество проводить не смог, так охрану прислал, — насмешливый голос Хазе острым гвоздем впивался мне в уши. — Теперь мы самая охраняемая группа в Академии. Да нам все завидовать будут. Ни один комар без разрешения не просочится за периметр.

— Не выдумывайте, инор, — недовольно сказал начальник прибывших. — Мы здесь, чтобы оказывать всяческую помощь инору Вайсу.

— По охране невесты наследника, — продолжил наглый студент.

Я заткнула уши, чтобы ничего не слышать, но руки — такая слабая защита от нежелательных звуков. До меня продолжало доноситься все, что происходит снаружи, все эти шуточки, смешки, они давили на меня и делали совершенно несчастной.

— Почему, почему он не оставит меня в покое? — влетевшая в палатку Эрика с трудом сдерживала слезы. — Постоянно выставляет на посмешище. К чему эта охрана? Какая я ему невеста? Я же ему неоднократно говорила, что не хочу за него выходить.

— А что, Его Высочество очень настаивал? — глухо спросила я.

— Да он мне весь учебный год проходу не давал, — возбужденно заговорила девушка. — Вас не было, вы и не знаете, чего мне вынести пришлось. Он очень настойчивый, если хочет чего-нибудь добиться. И если бы хотя бы любил, я бы поняла! Так нет.

— Тебя его семья одобрила, — заметила Софи, вошедшая в палатку почти сразу за подругой.

— Мне сказали, что королевская семья расторгла помолвку сразу после вашего отравления, — заметила я.

— Вовсе нет. Я сама отказалась, — возразила девушка. — Да там и помолвки-то как таковой не было, просто он мне браслет дал поносить защитный. Но официального объявления не было.

— Но браслет тебя так и не защитил, — встряла Софи.

— Почему? — невольно удивилась я. — Уж королевские артефакты должны быть довольно высокого уровня.

— Мне соседка силой кофе с отравой влила, — Эрику передернуло при этом воспоминании. — Она оказалась лорийской шпионкой и собиралась подсунуть нужную девицу Эвальду, который неосторожно заявил, что собирается жениться на студентке собственной академии. И если бы не Тило, меня бы сейчас здесь не было.

— А Тило — это кто? — машинально спросила я.

Не то чтобы мне хотелось с ней разговаривать, но казалось невежливым прервать беседу, так что я показывала некоторую заинтересованность, хотя в мыслях была далеко отсюда.

— Дитер Герстле — мой жених.

Эрика мечтательно заулыбалась, а я вспомнила светловолосого парня, сегодня ее провожавшего. Они выглядели такой счастливой парой, что все эти рассказы Даны о предприимчивой девице, которой не удалось захомутать принца, показались мне совсем не соответствующими действительности. И сейчас было видно, что этого своего ученика придворного мага она действительно любит, безо всяких уловок и корысти. А Дана вон говорила, что за принца все мечтали бы выйти замуж.

— А почему ты не захотела войти в королевскую семью? — все же спросила я. — Софи вот недавно только говорила, что они тебя одобрили.

— Я же другого люблю, — удивленно посмотрела на меня Эрика. — Да и не был бы Эвальд со мной счастлив, как и я с ним. Он просто хотел что-то вроде договора заключить, о чем сразу и сказал. Я рожаю наследника, а он исполняет все, или почти все, мои капризы. Даже верным быть обещал. Да только я уверена, не сдержал бы он слово. Я же не его пара. А встретил бы, так все мы были бы несчастны — я, он и она. Вы не думайте, Эвальд — он хороший, просто я разозлилась из-за этой охраны, вот и ругать его начала. А так он очень страдал, что никого по-настоящему полюбить не может, для него это так мучительно было, вы не представляете.

— Неужели? — сухо сказала я.

Эвальд, Эвальд, бедный, несчастный, страдающий Эвальд! Все только и говорят про него! Неужели других тем больше нет!

— Да, он очень несчастен, — неожиданно твердо сказала девушка. — Но я точно знаю, что счастливым его сделать у меня не получится. Хотя инор Лангеберг и думал, что я могу оказаться его парой. Но нет, моя пара — Тило, я уверена.

Она улыбнулась так задорно, что я невольно улыбнулась ей в ответ.

— Но пара — это ведь зависимость от другого, — не удержала я так мучившую меня все это время мысль. — Это несвобода.

— Возможно, — ответила Эрика, — только мне не нужна свобода от моего Тило, и свобода без него тоже не нужна. Да и зависимость у нас взаимная, — лукаво сказала она, — и еще неизвестно, у кого больше.

Эвальд

Дед, как направил меня в шифровальный отдел, так решение свое больше не менял. Ждал, видимо, когда я сам приду к нему плакаться. Но я этого делать не собирался. Напротив, впервые в жизни я чувствовал себя полезным. Кроме того, теперь через меня проходила часть шифровок из Турана, так что я поневоле был в курсе поисков моей Асиль, для Гердера пока неудачных. А рассказывать что-то, кроме этого, мне, по приказу короля Лауфа, никто не мог. Я пытался хоть как-то прояснить для себя, что же с ней происходит, но единственное, чего я добился, это то, что дед недовольно буркнул о приставленной к моей паре охране. Для меня это было невозможно мало, но пришлось удовлетвориться. Ведь Асиль я должен найти сам. Все время, что я не был занят, я прокручивал в голове слова инора Лангеберга о том, что я вполне могу додуматься, где же находится моя девушка. Судя по тому, что ему удалось с ней пообщаться, она должна быть в Гаэрре, но вот мое просыпающееся внутреннее чувство упорно твердило, что Асиль здесь нет, хотя я пока не мог определить даже направление, только то, что она довольно далеко от меня. Придворный маг забрал дорожный мешок, который лежал у меня в комнате, сказав при этом, что при случае он вернет девушке ее вещи. Я попытался было протестовать, что вернуть я могу и сам, но мне было сказано, что он, скорее всего, это сделает раньше. Когда я смогу найти Асиль самостоятельно, я не знал, так что пришлось смириться. О том, что у меня осталась ее ночная сорочка, я никому не сказал, из под матраса переложил ее в собственный сейф, который был в моей спальне, и доставал, когда уже совсем плохо было, когда казалось, что так и умру, никогда больше ее не увидев. Теперь я почти ненавидел себя за собственную глупость и несдержанность, но вернуться назад и попытаться что-то исправить, увы, невозможно.