Владимир Войнович - Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина. Перемещенное лицо

Завтрак его был скромный, состоял из апельсинового сока, рисовой кашки с медальончиками из нежнейшего мяса. Подавала ему пищу его домоправительница, что-то вроде дворецкого в юбке. Прежде чем попасть на эту должность, Капуля, как называл ее Лаврентий Павлович, подверглась очень жесткой и детальной проверке. Специальные службы выясняли, кто были ее мама с папой, бабушки с дедушками, не была ли она под судом, в плену, на оккупированной территории, не состояла ли на психиатрическом учете, не имеет ли родственников за границей. На все она дала исчерпывающие ответы, представила необходимые справки, доказала свой довоенный стаж в системе Тех Кому Надо и в конце концов стала самым доверенным лицом в обслуге Лаврентия Павловича. Она у него была и секретарь, и домоправительница, и официантка, а время от времени выполняла личные задания хозяина агентурного характера. И, пожалуй, из живых людей никто на свете, кроме главы американской разведки мистера Алена Даллеса и, разумеется, автора этих строк, до поры до времени не знал, что под именем Капитолины Горячевой скрывалась матерая шпионка, когда-то немецкая (Курт), а теперь американская Каталина фон Хайс.

За завтраком Лаврентий Павлович прочел свежий номер газеты «Правда», затем проглядел несколько протоколов допросов, это чтение доставляло ему огромное удовольствие. Особенно его увлекали признания крупных партийных и государственных деятелей, лиц когда-то толстых, самодовольных и надменных, а теперь ничтожных и жалких, торопливо сознававшихся в том, что они вредили государству, готовили покушения на товарища Сталина и других членов советского руководства, выводили из строя разные механизмы, отравляли колодцы и прятали в дуплах деревьев или мусорных баках микропленки со шпионскими донесениями своим заокеанским хозяевам. Читая подобные протоколы, Лаврентий Павлович легко представлял себе, как добывались такие признания, и от этого представления ему становилось тепло на душе. В таких случаях он часто и беззвучно смеялся, а Каталина фон Хайс заглядывала через его плечо в читаемый текст и тоже тихо смеялась, радуясь тому, как коммунисты ловко уничтожают сами себя.

Принятие пищи и чтение прерывалось телефонными звонками. Кроме прочих, ему звонил глава государства Михаил Иванович Калинин. Формально и согласно Конституции государства Михаил Иванович был в этом государстве высшим должностным лицом и мог кого угодно поставить на высокую должность, сместить с нее, наградить, казнить или помиловать. Формально он мог снять с поста даже самого Сталина или лишить его звания генералиссимуса. На самом же деле Михаил Иванович был бесправнейшим человеком и даже собственную жену не мог защитить от ареста. Но позволял себе хлопотать за нее и сейчас обращался с нижайшей просьбой:

– Лавруша, дорогой, пожалуйста, освободи ее. Ты же знаешь, она ни в чем не виновата.

– Миша, – отвечал ему Лаврентий Павлович, – ты же глава государства, а не какой-нибудь маленький, темный человек. Ты же знаешь, что у нас никого ни за что не сажают. Ты понимаешь, что ради тебя я бы пошел на многое. Я, Миша, очень добрый человек, у меня, можешь спросить у моей жены, мягкое сердце. Но когда, Миша, речь заходит о врагах народа, оно у меня становится очень твердым. И тебе, Миша, советую не хлопотать за врагов народа, который доверил тебе высшую должность в нашем государстве.

Пока он говорил с главой государства, называемым в народе всесоюзным старостой, а среди своих соратников просто Козлом за соответствующий фасон бороды, Капуля сообщила ему на ушко, что вызванный им человек дожидается за дверью. Повесив трубку, Лаврентий Павлович велел пригласить этого человека и при появлении инстинктивно вскочил, потому что вошедшим оказался Иосиф Виссарионович Сталин, правда, очень необычно одетый. Не в полувоенном френче, не в маршальском кителе, а в дорогом двубортном костюме с галстуком, которого Иосиф Виссарионович отродясь не носил.

Тут надо бы нам сделать отбивку и по правилам контрапункта переключиться на что-то другое. Отвлечь внимание читателя, дать ему помучиться в догадках, для чего именно явился Иосиф Виссарионович к Лаврентию Павловичу рано утром, хотя, как известно, так рано он никогда не вставал. Все знали, что он не покладая рук работал иной раз до первых петухов, зато и поднимался никак не раньше полудня. Так почему же он ни свет ни заря сам явился к Лаврентию Павловичу, а не вызвал его к себе? Но мы долго читателя мучить не будем и сразу откроем ему нашу интригу: явился к Лаврентию Павловичу лично не Иосиф Виссарионович Сталин, а Гога, народный артист СССР Георгий Михайлович Меловани. Этот Меловани был так похож на товарища Сталина, что, бывало, при его появлении сам товарищ Сталин вскакивал, пугаясь, что, может быть, это и есть настоящий товарищ Сталин, а он, настоящий товарищ Сталин, может быть, и не совсем настоящий товарищ Сталин.

Так вот, при появлении в столовой как бы товарища Сталина Лаврентий Павлович тоже инстинктивно вскочил на ноги, но, впрочем, тут же опомнился и опять, соединивши свои вялые ягодицы со стулом, сделал гостю приглашающий жест рукой, проговорив при этом:

– Здравствуй, Гога, гамарджоба, дорогой генацвале, проходи и садись напротив меня. Капуля, положи-ка ему пару котлеток. Кушай, дорогой кунак, кушай. Это хорошее мясо. Из молодого, понимаешь, млекопитающего. Вина ему, Капуля, налей, нет, не вина, а сделай ему «Кровавую Мэри». Это хороший напиток, «Кровавая Мэри» лично во мне вызывает большое, понимаешь ли, вожделение.

Они выпили смесь водки с томатным соком и закусили нежными котлетками, буквально таявшими во рту. И во время еды состоялся у них разговор на ломаном грузинском языке, чтобы Капа (свой человек, но все-таки) не поняла, о чем речь. Но Капа, конечно, и грузинский язык, и армянский, а азербайджанский тем более знала, как свой родной. Все, что говорилось, она за неимением под рукой карманного диктофона (еще не изобретенного) запомнила дословно и в тот же вечер вынесла вместе с мусором шифровку своему шефу Алену Даллесу о предложении, сделанном Лаврентием Павловичем Михаилу Георгиевичу.

Предложение состояло вот в чем. Товарищ Сталин, достигши определенного возраста, стал уставать от возложенных на него многочисленных обязанностей, и ему уже трудно присутствовать везде, где ему необходимо присутствовать, иногда в одно и то же время. В политбюро ЦК ВКП(б), в Совете министров, в Генеральном штабе, в Совете мира, в Комитете по Сталинским премиям, на всяких заседаниях, совещаниях, планерках и летучках. Так вот, есть просьба к народному артисту Меловани или, точнее, совершенно секретное партийное поручение: воспользовавшись исключительным сходством, подменять иногда товарища Сталина и исполнять за него некоторые второстепенные обязанности, как, например, сидеть в президиумах, стоять на трибуне Мавзолея и присутствовать при вручении послами верительных грамот.