Джером Джером - Как мы писали роман

«Черт возьми, — воскликнул он, забывая свою обычную флегматичность, — я не подумал об этом! Ведь когда я в здравом уме, то Смит и все, что его касается, представляется мне просто сном, и мысль о нем просто не пришла бы мне в голову».

Он поднялся и протянул мне руку. «Я так рад, что зашел к вам, — проговорил он. — Ваш совет почти примиряет меня с моей ужасной судьбой. Теперь я, пожалуй, даже с нетерпением буду ждать того времени, когда на целый месяц стану Смитом».

«Очень приятно, — ответил я, пожимая его руку. — Не забудьте же зайти и рассказать мне все подробно. Чужие любовные дела обычно не особенно интересны, но ваш случай такой необыкновенный, что может считаться исключением из правила».

Мы расстались, и я не видел его в течение целого месяца. Но однажды, поздно вечером, горничная явилась ко мне со словами, что меня хочет видеть мистер Смит.

«Смит, Смит, — пробормотал я, — какой Смит? Разве он не дал вам визитной карточки?»

«Нет, сэр, — ответила девушка, — он не из тех, что имеют визитные карточки. Это не джентльмен, сэр. Но он говорит, что вы знаете его».

Было ясно, что она ему не поверила.

Я готов был сказать, что меня нет дома, но вспомнил вдруг вторую личину Смайта и велел провести его к себе.

Он вошел не сразу. На нем был костюм еще более крикливого покроя, чем прежде, если только это возможно. Я подумал, что он, должно быть, сам изобрел для себя такой фасон. Он был потный и грязный. Вместо того чтобы протянуть мне руку, он робко сел на краешек стула и осмотрелся кругом с таким видом, как будто впервые видел мою комнату.

Его застенчивость передалась мне, я не знал, что сказать, и некоторое время мы просидели в неловком молчании.

«Ну, — решился я наконец и, следуя методу застенчивых людей, сразу взял быка за рога. — Как поживает Лиза?»

«Лиза? А что ей делается!» — отвечал он, не отводя глаз от шляпы, которую держал в руках.

«Вы добились своего?» — продолжал я.

«Чего это?» — переспросил он, поднимая глаза.

«Вы женились на ней?»

«Как бы не так», — ответил он и снова возвратился к созерцанию своей шляпы.

«Как, неужели она отказала вам?» — изумился я.

«А я ее и не спрашивал, — сказал он. — Очень она мне нужна!»

Я понял, что сам он не станет ничего рассказывать и что мне придется вытягивать из него все по кусочку.

«Но почему же? — продолжал я допытываться. — Разве вы перестали ей нравиться?»

Он грубо засмеялся:

«Ну, этого нечего, бояться: она липнет ко мне, что твой пластыре не сойти мне с этого места, коли вру. И никак мне от нее не отвязаться. Эх, ушла бы она к кому другому, а то у меня она вот где сидит!»

«Но вы с таким восторгом отзывались о ней всего месяц тому назад!» — вырвалось у меня.

«Так ведь то был Смайт. От этого накрахмаленного болвана всего можно ожидать. Но пока я Смит, меня не проведешь, я малый не промах. С такими девчатами хорошо проводить время, — продолжал он, — но жениться — черта с два, на таких не женятся. Мужчина должен свою жену уважать. Нужно, чтобы она стояла на ступеньку-другую повыше тебя и тянула тебя за собой. Чтоб ты смотрел на нее снизу вверх и почитал. Хорошая жена-это богиня, это ангел».

«Похоже на то, что вы уже встретили подходящую леди», — перебил я его.

Он густо покраснел и стал рассматривать узоры на ковре. Потом он снова поднял голову, и я увидел, что лицо его совершенно преобразилось.

«О мистер Мак-Шонесси, — воскликнул он, и в голосе его прозвучала нотка настоящей мужественной страсти, — до чего же она хороша, до чего прекрасна! Смею ли я, ничтожный, даже мысленно произносить ее имя! А какая образованная! Впервой я увидел ее в Тойнбихолл, где в аккурат собрались самые отборные леди и джентльмены. О если бы вы могли только ее слышать, мистер Мак-Шонесси! Она ходила со своим папашей и все веселила его: смеялась и над картинами, и над людьми. Ах, до чего же она остроумная, до чего ученая, и… какая гордая! Когда они пошли к выходу, я побежал за ними, открыл перед ней дверцу коляски, а она подобрала платье и посмотрела на меня ну прямо как на грязь под ногами. Ах, если бы я в самом деле был грязью, я мог бы надеяться хоть когда-нибудь облобызать ее ножки».

Его чувства были так искренни, что я не мог смеяться над ними.

«А вы не разузнали, кто она?» — спросил я.

«Как же, как же, — ответил он, — я слышал, как старый джентльмен крикнул кучеру „домой“, и я бежал вслед за ними до самой Харлей-стрит. Тревиор, вот как ее зовут, Хэдит Тревиор».

«Мисс Эдит Тревиор! — вырвалось у меня. — Небрежно причесанная высокая брюнетка с близорукими глазами?»

«Высокая брюнетка, — подтвердил он, — кудри ее так и падают локонами к самым губкам, будто хотят поцеловать их, а глазки у нее небесно-голубые, совсем как галстуки у кэмбриджских школяров. Номер ее дома — сто семьдесят три, вот как».

«Все это очень хорошо, мой дорогой Смит, — сказал я, — но вот что странно: ведь вы видели эту леди и с полчаса говорили с ней, будучи Смайтом. Разве вы этого не помните?»

«Нет, — ответил он, подумав, — что-то я этого не припомню. У, меня просто вылетает из головы все, что случается со Смайтом. Он для меня какой-то дурной сон».

«Но во всяком случае вы уже видели ее, — продолжал я настаивать. — Я сам представил вас ей, а потом она мне созналась, что вы произвели на нее самое приятное впечатление».

«Как, неужто? — воскликнул он, явно смягчаясь в отношении Смайта. — А что, мне-то она тогда понравилась?»

«Сказать вам по правде, — ответил я, — не очень. Во время разговора с ней у вас был довольно-таки скучающий вид».

«Вот дурак-то, — пробормотал он и затем вслух прибавил. — А как вы думаете, удастся мне увидеть ее опять, когда… ну, когда я снова обернусь Смайтом?»

«Конечно, — заверил я его, — и я сам об этом позабочусь. Да, кстати, — прибавил я, вскакивая и подходя к каминной полке, — вот как раз приглашение к ним на вечер двадцатого ноября; они, кажется, празднуют чье-то рожденье. Будете ли вы к этому числу Смайтом?»

«А то как же, ясно, что буду, — ответил он, — обязательно буду».

«Ну вот и прекрасно. Я зайду за вами на Олбэни, и мы отправимся к ним вместе».

Он встал и начал чистить рукавом свою шляпу. «Первый раз за всю свою жизнь, — медленно проговорил он, — я жду того времени, когда стану этим живым мертвецом, Смайтом. И черт меня побери, если я не расшевелю его как следует, чего бы мне это ни стоило; уж как он там ни крути, а расшевелю».

«Он вам не понадобится раньше двадцатого, — напомнил я. — Кроме того, — прибавил я, вставая, чтобы позвонить, — вы уверены, что теперь это уже окончательно и что вы не вернетесь больше к Лизе?»

«Не поминайте Лизу, когда говорите о Хэдит, — возмутился он. — Нечего поганить святое имя Хэдит».

Он взялся было за дверную ручку, но в раздумье остановился. Наконец, открыв дверь и упрямо глядя на свою шляпу, он прибавил: