Михаил Жванецкий - Одесский пароход [litres]

Пятое. Не знаю, что посоветовать насчет телевидения. Его, конечно, надо иметь. Ну, бывает же у нас справочник, в который надо заглядывать. Если при включении в вас снизу вверх ничего не пошло, если вы не скорчились на кровати, смотрите дальше. Все, что там показывают, полезно, и хорошее, и скучное – полезно, как полезна зубная боль. Она вам показывает – вот здесь, вот здесь. Если бы вы посмотрели, какая масса людей делает эти передачи, какая масса их просматривает, вы бы еще больше оценили пользу от ТВ. Оно четко и железно показывает, насколько один человек талантливее коллектива… Особенно мужчины-дикторы. О чем они думают? Ладно, быт заедает каждого.

Шестое. Выражение «У каждого свои неприятности» сейчас теряет силу. Ибо они какие-то общие. Как сердечно-сосудистые заболевания. Разница в причинах, положивших вас в отделение, незначительная – НТР, ИТР, ДНК, СНС. Короче, общение. Стараться не общаться. Поменьше выходить на улицу, невзирая на риск удлинения контактов с телевидением. Накаленность возникает не от людей, но прорывается на людей. Затрагиваются вопросы интеллигентности, внешности. Прекрасно понимая, что не эти причины горячат, дискутирующие накаляются все больше, уже в лицо одному человеку в очках и шляпе выплескивается все, о чем мечталось жаркими ночами. Сознание его невиновности только подхлестывает. В таких случаях необязательно сидеть дома. Практикуется выезд в степь, выезд на плотах, подъем к чертовой матери в места зарождения ледников. Оббеги родных кварталов. Хотя от себя не убежишь, но от коллектива можно. Плохо, что шесть-восемь одиночек на плоту снова приобретают все качества коллектива, то есть невозможность индивидуальных действий, коллективные решения и так далее. Тем не менее родная природа – подчеркиваю, родная – одно из трех физических удовольствий. Остальные два совсем гусарские. Находятся желающие объединить все три. Я бы посоветовал пользоваться каждым в отдельности. Лучше смакуется и втрое дольше тянется.

Седьмое. Что такое жить напряженной духовной жизнью? Трудно сказать. То ли изучать труды древних греков, расшифровывать надписи на скалах или в лаборатории – над новой тканью или порохом. А если даже нейтроны, протоны? Это называется духовной жизнью? Может быть, шахматы. Или уединение, самосовершенствование. Жажду встретить человека со следами напряженной духовной жизни на лице. О местонахождении прошу сообщить.

Восьмое. Укреплять ли здоровье, чтобы дольше жить? Вопрос интересный. Бегать от одного, другого, третьего – так сказать, от всего… Очень долго жить тоже не всегда приятно. Есть как-то установленный государством предел, средний опубликованный. Стоит подумать об обремененных родственниках, ЖЭК ждет. Интерес к долгожителям гораздо выше заботы о них. Всем любопытно, когда они родились, и никого не интересует, где и почему они, невзирая на всеобщее внимание… Лучше повести дело так, чтобы вместе со всеми. Из-за чего-нибудь по службе или еще красивее – от взрыва на нефтеперегонном заводе.

Девятое. Можно уйти из жизни раньше и безболезненней. На фоне общей борьбы за качество приятна одинокая фигура, освещенная свечой, рассматривающая свое богатство – эмалированные значки. Все это видится на чердаке или в подвале, так как сияющие глаза требуют уединения. Это не алкоголизм, не случайные связи. Аккуратно, морально, похоже на работу в саду. Сборы марок, пластинок, книг, картин, коньяков требуют денег и вскоре смахивают на спекуляцию, ибо законы частного рынка жутко вторгаются в государственную сферу, когда вариант – цена рубль, но товара нет, уступает варианту – цена десять, но товар есть. Не знаю, как для экономики в целом, для частного лица наличие товара главнее наличия денег, ибо деньги нельзя есть и надевать на ноги. Но это частное наблюдение. Покупать картины у художников бессмысленно: неизвестно, что будет с вами, что будет с художником, что будет с квартирой. И вообще, картины плохо выглядят в малогабаритных квартирах, отсюда полное исчезновение меценатов, оттуда полное одичание художников, имеющих вид святых. В театр можно не ходить. Считается, что искусство ставит вопросы, а не отвечает на них. Современный театр ставит вопрос, так погружая его в глубь старой пьесы, что ухватить за кончик может только специально подготовленный, тренированный человек, свободно читающий и говорящий между строк. Это, как правило, артист того же театра – самый благодарный зритель.

И в‐десятых. Все хорошо! Еда есть. Одежда. Тепло зимой и жарко летом. Черное море и небо. Песни, женщины, которые прекрасно живут, и озабочены, и устраивают детей, и борются с мужьями. Есть кино, есть работа, есть люди, которые живут теми же заботами и гомонят, как чайки, вокруг нас, так какого же вам черта читать все это, когда бьют часы и пора куда-то?!

Звонят из городской творческой организации, просят написать приветствие к шестидесятилетию секретаря.

– Найдите какие-нибудь очень теплые слова. Вспомните что-нибудь очень хорошее.

– Я не могу. Я недавно. Подскажите.

– Мы, к сожалению, тоже не можем.

– Он трудолюбив?

– В том-то и дело.

– Ленив?

– Очень трудолюбив. Если что хорошее прорывается – только в его отсутствие. А это все реже. Он сидит днем и ночью.

– Может быть, хорошо выглядит?

– Да нет. Желтый, бледный. Ночами сидит.

– Может, написать, чтобы красиво отдохнул, дал другим поработать?

– Нельзя. Он поймет.

– Ну что писать? Может, самостоятельно решает?

– Да нет. Бегает, согласовывает каждый шаг.

– А если об этом так приятно упомянуть – мол, не один?..

– Он догадается.

– А если написать, допустим, что оратор блестящий?

– Он поймет, что не о нем.

– А если сказать о счастье в семье?

– Поймет.

– Жену похвалить?

– Обидится.

– О детях?

– Нельзя упоминать.

– А может, почерк хорош, фигура, любим в коллективе?

– Поймет.

– Сказать, что очень рады присутствовать, что все были счастливы служить под его?..

– Поймет.

– Давайте скажем, что не дурак.

– Это к шестидесятилетию?

– Он добрый?

– Нет.

– Злой?

– Нет.

– А какой?

– Никакой.

– М-да… Может, поступки какие-нибудь совершал?

– Что-то не припомним. Его же потому и держат.

– Какой-нибудь свой взгляд высказал? Точку зрения? Мнение?

– Ничего не вспоминается. Вы пока напишите что-нибудь теплое. Абстрактно. Мол, шестьдесят лет – в такой прекрасный день, в таком прекрасном месте. А там, где о нем, ставьте прочерк. Фамилию и две-три черты. Мы вставим сами. Мы тут узнаем. Может, в молодости что-нибудь индивидуальное…

И оставьте второй экземпляр на семидесятилетие на этом же посту.