Эдуард Успенский - Четверо под одной обложкой

И слона отправили в общую вольеру, к его старым друзьям. Но слон не хотел жить с друзьями. Он слишком привык к известности. Поэтому он ушел из зоопарка и стал бродить по ближайшим полям и ущельям. От бродячей жизни он скоро похудел, осунулся и вообще стал больше походить на верблюда.

Неизвестно, чем бы все это кончилось, если б к нему снова не подошли люди. Они побеседовали с ним, а потом сказали:

— Этот слон — самый глупый слон из всех слонов, живущих в зоопарках.

Отшельник сразу воспрял духом.

— Слыхали, — похвалялся он, — я самый глупый слон из всех слонов, с которыми разговаривали!

Он снова вернулся в зоопарк, и ему снова предоставили самую лучшую вольеру.

Так он и живет в ней до сих пор. Он всем доволен, но больше всего на свете теперь боится одного: как бы неожиданно не поумнеть.

— Все, что вы видите в этой комнате, — сказала моя будущая теща, — сделано членами нашей семьи. В нашей семье у всех золотые руки. Вот этот телевизор видите? Его муж собрал. Давно это было. Он тогда мастером работал на телевизионном заводе. Пять лет включаем — и ни одной поломки!.. А пианино? Такого в магазине не достать. Их на экспорт изготовляли. А муж тогда сторожем был на рояльной фабрике.

— А это? — спросил я, глядя на легкий садово-огородный трактор. — Это тоже муж?

— Нет, — ответила хозяйка. — Это не муж. Это сын, ремесленник. В отца пошел. В совхозе практику проходит.

— Скажите, — закричал я, — а Лена, она тоже такая?

— Нет, — с грустью в голосе произнесла хозяйка. — Лена, она не в нас. Лена, она, по правде говоря, вообще не наша. Это я ее в дом принесла. По глупости. Молодая была. Акушеркой в родильном доме работала.

У меня отлегло от сердца. Слава богу, что Лена все-таки не такая. Иначе бы свадьбы не было. Я ничего не смог бы принести в этот дом. Такая уж у меня работа. Я работаю в змеином питомнике.

Я хотел сводить Аню в Большой театр.

— Пожалуйста, — сказали мне в кассе, — только вам придется взять еще билеты на детский утренник. В качестве нагрузки.

— Не нужен мне детский утренник.

— Вам не нужен, другому не нужен, а у нас разнарядка. Берите, и все тут.

Пришлось взять билеты.

Я хотел подписаться на «Неделю».

— Пожалуйста, — сказали мне на заводе, — только вам придется взять «Вопросы мелиорации». В качестве нагрузки.

— Не нужны мне «Вопросы мелиорации»!

— Вам не нужны, другому не нужны, а у нас разнарядка. Берите, и все тут.

Я не сумел отказаться.

Когда мы пришли с Аней в загс, у меня спросили.

— Вы хотите жениться на этой девушке?

— Да.

— Тогда вам придется взять и вон ту толстую блондинку. В качестве нагрузки.

— Не нужна мне эта толстая блондинка.

— Вам не нужна, другому не нужна, а у нас разнарядка. Берите, и все тут.

Я побежал в аптеку.

— Дайте мне, пожалуйста, валидол.

— Валидол? Пожалуйста. Только вам придется ещё взять «капли датского короля». В качестве нагрузки.

— Давайте, — закричал я, — давайте мне «капли датского короля», пеницилин, уротропин, пасту Лассара! Все мне давайте, все, в качестве нагрузки!

Меня связали и увезли.

Теперь я в лечебнице. Все считают, что я — Наполеон. Но никто не догадывается, что я еще и Талейран. В качестве нагрузки.

— Объясни, пожалуйста, почему ты уходишь из совхоза? Может, платят мало?

— Платят-то мало. Да не в этом дело.

— Может быть, работа тяжелая?

— Работа-то тяжелая. Да не из-за нее.

— Может быть, квартиры нет?

— Квартиры-то нет. Только не поэтому.

— Может, столовая плохая?

— Столовая-то плохая. Но это не главное.

— Может быть, ясли плохо работают?

— Ясли-то вообще не работают. Только не из-за них.

— Так в чем же дело? Объясни, пожалуйста.

— Дело-то? Да я и сам не знаю в чем. Только не нравится мне здесь. А вот что не нравится, ну никак пойму.

— Ну а куда ты уходишь?

— Да в соседний совхоз.

— А что там, платят больше?

— Платят-то больше. Да не в этом дело.

— Может, работа полегче?

— Работа-то полегче. Да не из-за нее.

— Может, квартиру дадут?

— Квартиру-то дадут. Только не поэтому.

— Может, столовая у них получше?

— Столовая-то получше. Но это не главное.

— Может быть, ясли там имеются?

— Имеются-то имеются. Да не из-за них.

— Так в чем же дело? Объясни, пожалуйста.

— Дело-то? Да я и сам не знаю, в чем дело. Только нравится мне у них. А вот что́ нравится, ну никак не пойму.

Что мы хотим сказать об Успенском?

Он самый молодой из нас, если не считать Горина.

Он единственный из нас инженер, если не считать Камова.

Он чаще всех выступает по радио с чтением своих рассказов, если не Арканова. И, наконец, он самый популярный из нас, если не считать Арканова, Горина и Камова.

Что еще мы можем сказать о нем?

Его фамилия начинается на «У», и он стоит в книге самым последним.

По этой причине он требует пересмотра алфавита.

Он считает, что алфавит должен начинаться так: У, С, П, Е, Н, А, Б, В, Г, Д и т. д.

Детей у Успенского нет, поэтому у него есть время писать еще и детские стихи.

Детям его стихи нравятся, но в редакциях, к сожалению, сидят взрослые.

Особые приметы Э. Успенского: при чтении своих рассказов смеется.

Добрый вечер, дорогие товарищи!

Всегда, когда я слышу первые аккорды оркестра, у меня появляется хорошее настроение!

Оркестр настраивает меня! И сразу хочется поделиться своим хорошим настроением с людьми!

И когда видишь, что твое настроение как-то передалось зрителям, ощущаешь необыкновенную радость… Я бы сравнил эту радость с радостью строителя, который видит, как в только что выстроенный им дом въезжают счастливые новоселы…

Наверное, не случайно мне в голову пришло это сравнение.

Ведь сегодня все мы строители — это наша вторая профессия.

Мы строим одно большое светлое здание нашей жизни…

Фундамент этого здания был заложен нашими отцами в 1917 году.

И с тех пор каждое пополнение возводит на этом фундаменте новый этаж!

И каждый новый этаж, естественно, лучше и современнее предыдущего.

Но зато все этажи связаны между собой мощными железобетонными каркасами наших идей.

И никаким ветрам, откуда бы эти ветры ни дули — с запада или с востока, — никогда не расшатать это единство!..

И каждый человек участвует в этой стройке…