Эдуард Успенский - Четверо под одной обложкой

Я, кретин, получаю имя и фамилию того крепкого мальчугана. Период детства вплоть до окончания десятилетки проходит без осложнений, потому что родители в отношении детей всегда профессионалы.

На выпускных экзаменах по физике Я (ОН) получаю «тройку», так как у экзаменатора изжога.

ОН (Я) получает «пятерку» на ровном месте, так как накануне экзаменатору вручили «Знак почета»…(Экзаменаторы тоже люди.)

Идут годы… ОН (Я) и Я (ОН), заболеваем одной и той же тяжелой инфекционной болезнью. ОН (Я) умирает, а Я (ОН) в это время просто сплю. Врачиха, в расстроенных чувствах (от нее муж маханул к другой, путает историю болезни. В результате хоронят ЕГО (ЕГО), я живым остаюсь Я (Я).

И именно меня (меня) настигает сегодняшнее воскресенье.

Тут я вспомнил, что сегодня воскресенье, что уже половина четвертого, что я устал, что у меня болит голова.

Я поплелся домой и решил написать про это воскресенье [8] Воскресенье — это день отдыха трудящихся. .

И я стал писать. Я хотел написать про то, что каждый должен быть в своем деле профессионалом и делать то, что требует от него та или иная профессия. И про то, что жизнь наша в общем-то — это огромная сфера взаимообслуживания. И все мы так или иначе делимся на клиентов и обслуживающий персонал . В одном месте мы — клиенты обслуживающего персонала. В другом месте обслуживающий персонал — наши клиенты [9] Прошу прощения за такие фанерные слова. Но что делать? Других-то не придумали. (Примечания автора.) .

И еще я хотел написать про то, что клиент не обязан и не должен входить в положение обслуживающего персонала, находящегося на работе, даже если это положение из ряда вон выходящее.

И вот я все это написал.

Быть может, я и не донес свои мысли… Кроме того, извините за столь горбатый и сумбурный стиль. Заметьте также, что первая половина более логична и более композиционна. Вторая же половина носит выразительный характер и страдает повторами. Юмор на этот раз, с моей точки зрения, тоже не на высоте. Очень много оправданий, извинений, сносок. И вообще фельетон не следовало бы печатать. Я все это понимаю, но…

…Войдите в мое положение:

1. С утра мне испортили настроение в кафе.

2. Потом я порвал брюки.

3. Таксист тоже добавил.

4. Три с половиной часа проторчал в комбинате бытового обслуживания и вышел оттуда с головной болью.

5. Танька Щапова (я ей еще припомню!) вышла замуж. И за кого! За куплетиста!..

6. В доме уже третий день не идет горячая вода.

7. Помимо всего, мой друг Горин до сих пор не возвращает мне семьдесят пять рублей.

Сами посудите, могу ли я после всего этого сесть и написать нормальный, хороший фельетон?

Я же тоже человек!

И вот я слышу мощный хор читателей. И в этом хоре я различаю голоса официантки, таксиста, портного, продавца, столяра, медсестры и еще чей-то, и еще чей-то:

— Ты не человек! Ты писатель! Это твоя работа! И нам нет дела ни до чего! Обязан писать прилично! Тебе за это деньги платят!..

Ах, такие разговоры? Хорошо! Я вам при случае напомню ваши слова!

Троллейбус без кондуктора!..

Трамвай без кондуктора!..

Автобус без кондуктора!..

Это хорошо!.. Хорошо, когда верят людям!..

В прошлое воскресенье в двенадцать часов дня у меня было назначено деловое свидание. Я вышел из дома в половине двенадцатого и сел в троллейбус без кондуктора…

Едва троллейбус тронулся, как я услышал женский голос:

— Не опускайте, пожалуйста!

— Я и не думаю опускать, — сказал я, — у меня у самого пятнадцать копеек…

— Наконец-то — пробасил впереди меня какой-то мужчина. — Давайте сюда ваши пятнадцать копеек, берите мои двадцать, а одну копейку отдадите вот этой девушке… Я уже с нее получил… Вам все равно ехать дальше, а мне сейчас выходить…

Троллейбус остановился. Мужчина вышел.

— Не опускайте! — закричал я вошедшей женщине.

— У вас что?

— У меня двадцать копеек, но я должен взять два билета, сам получить одиннадцать копеек и одну копейку отдать вон той девушке…

— В чем дело? Что за пробка! Проходите вперед! — раздалось сзади…

— Вот вам шесть копеек, — сказала гражданка, — а две копейки будете мне должны… — И женщина села на освободившееся место.

— Нате вам десять, а мне отдайте шесть, — протянул мне кто-то гривенник.

— Кстати, товарищ, я вижу, у вас много мелочи… Не разменяете ли вы гривенник на пять двухкопеечных для автомата? — спросил молодой человек…

Внезапно меня осенило!

— Послушайте, гражданка! — обратился я к женщине, которой был должен две копейки. — Дайте мне семнадцать копеек!

— Это с какой стати?

— Очень просто: вы мне дали шесть, я вам должен две. Дайте мне еще семнадцать. Семнадцать и шесть — двадцать три, а я вам верну двадцать пять!..

— Зачем мне ваши двадцать пять копеек? Отдавайте мне мои две!

— Да поймите: ваши шесть копеек я отдал этому мужчине…

— Кстати, вы мне их еще не отдали, — сказал мужчина.

— Сейчас отдам… Так вот — если вы теперь дадите мне семнадцать, то будет двадцать три…

Девушка, которой я был должен одну копейку, стала пробираться к выходу…

— Девушка! Куда же вы? Я вам должен копейку!

— Да ну ерунда какая… — смутилась девушка.

— Нет, не ерунда! — строго сказала женщина, которой я должен был две копейки. — Отдайте ей копейку! Да заодно и мне мои две!..

— Граждане! Дайте копеечку! — простонал я. Кто-то протянул копейку.

— Спасибо… Я теперь копейку вам буду должен…

— Только не копейку, а семь-шесть вы мне уже должны.

— Отдайте-ка эту копейку мне! Хоть одну с вас получу!

— Обождите! Вам еще ехать, а девушка сходит!..

Троллейбус остановился. Люди вышли, вошли… Троллейбус снова тронулся…

Кстати, это была моя остановка…

— Граждане! Кто рубль разменяет? — крикнул кто-то из вновь вошедших.

— Вон тот, в шляпе… Он всем меняет!..

На передних местах для детей и инвалидов ехидно засмеялись…

— Вот наконец-то общественников назначили мелочь менять…

— Хорош общественник! — закричала женщина, которой я был должен две копейки. — Он с этого живет!.. Давайте мне две копейки! Я выхожу!

— У меня нет двух копеек!.. Дайте мне ваш адрес. Я вам домой занесу…

— Да!.. Уж вы принесете!.. Беговая, 23…

И женщина вышла…

К двум часам дня у меня скопилось три рубля тридцать одна копейка, два троллейбусных талона и три адреса…

Мне стало жарко… Я снял шляпу. Кто-то из вновь вошедших посмотрел на меня, на деньги в руке и брезгливо бросил мне в шляпу две копейки — прилично одет, а побирается.

Но мне уже было почти безразлично.

К пяти часам вечера у меня было шесть рублей тридцать копеек, пять троллейбусных, почему-то два трамвайных талона, шесть адресов в Москве и один в Ленинграде, куда я должен был отправить перевод по почте…