Алексей Бурштейн - 007. Вы живёте только... трижды

Как всякий мальчишка, Бонд первым делом заинтересовался мечом.

Меч был оснащён претенциозной серебряной рукоятью, в которой красовались здоровенные рубины. «Наверняка фальшивые, настоящих рубинов таких размеров не бывает», — подумал Джеймс, заложив руки за спину, чтобы случайно не дотронуться до чего-нибудь и не включить возможную сигнализацию. Под рукоятью, на клинке, было выбито имя Годрика Гриффиндора.

«Мечам часто дают имена, — задумался Джеймс, выдёргивая из своей портупеи нитку и осторожно проводя ею по лезвию, — но обычно они выбиваются на рукояти, потому что рукоять видна из ножен. Если бы я хотел напугать потенциального задиру, я бы тоже выбил название меча на рукояти: задира увидит, что я ношу прославленный в веках „Бжейкуа-Бжашла” [134] Меч прославленного богатыря Цвицва, героя абхазского героического эпоса; одним касанием разрубал надвое толстые брёвна и отбивал огромные камни. Автор этих строк сомневается, что выбитое на рукояти название меча смогло бы остановить среднестатистического британского задиру, разве что этот задира предварительно полжизни изучал героические эпосы народов Кавказа. Бонду это название было известно только потому, что он интересовался оружием. , и поостережётся нападать. Но какой смысл выбивать имя на клинке , причём даже не имя меча, а имя его владельца?! Или Годрик Гриффиндор был настолько безбашенным забиякой, что не рассчитывал остепениться и завести детей, которым можно будет потом передать меч?»

Нитка распалась на две части от малейшего касания лезвия. Бонд прищурился, разглядывая серый клинок в полумраке. «Сталь паршивая, — наконец, решил Джеймс [135] И был неправ, потому что меч Гриффиндора целиком серебряный. Но отличить хорошо начищенное серебро от плохой стали в полумраке и не касаясь объекта совершенно невозможно. , — но режет превосходно. Значит, опять магия».

Как ни странно бы это прозвучало, но волшебник Джеймс Бонд не любил магию. Его слегка напрягала та лёгкость, с которой магия нарушала кажущиеся незыблемыми законы сохранения массы и энергии. Когда миссис МакГонагалл превращается в кошку, куда-то должны исчезнуть порядка сотни фунтов сухонькой женщины, плюс одежда, тугой узел волос и очки. Куда они пропадают? Откуда берутся вновь, когда кошка превращается обратно в миссис МакГонагалл? Что произойдёт со всем этим веществом, если скорняк отловит миссис МакГонагалл в кошачьем обличье и сошьёт из неё пару меховых наушников для Дамблдора? Если это вещество так и останется вне нашего мира, то не окажется ли, что какая-то часть упорядоченной информации (скажем, платье) бесследно испарилась? А ведь это серьёзнейшее нарушение принципов квантовой механики: информация не может исчезать бесследно [136] Это краткое изложение самой важной проблемы, стоящей на сегодняшний день перед квантовой механикой. Правда, квантовая механика оперирует понятием «чёрной дыры», но суть остаётся той же. . Каким образом волосы Минервы МакГонагалл приводят себя в порядок после превращения? У Джеймса не получалось привести причёску в приемлемое состояние и без всяких там превращений, а Минерве удаётся трансфигурироваться в кошку и обратно — и даже не растрепать свой узелок! Нет, честному британцу положительно надо держаться подальше от этой магии. Уж слишком она своенравна и необъяснима.

Тем временем мечу надоело, что его щекотят ниткой, и он вынес строгое предупреждение Бонду, долбанув его бледно-голубой искрой. Джеймс зашипел, больше от неожиданности, чем от боли, — удар был слабым, словно удар статического электричества. «Видимо, меч защищён от попыток до него добраться», — решил Бонд, признавая, что эта предосторожность отнюдь не лишняя, в школе-то…

Сделав сей многомудрый вывод, суперагент отошёл в сторону, достал из очередного кармашка своей портупеи механическую кинокамеру и начал съёмку всего интерьера. Механизм негромко стрекотал, идеально вплетаясь в храп портретов. Джеймс запечатлел весь интерьер, взял крупным планом меч, каменную чашу с курившимся в ней туманом, закрепил камеру у себя на плече и приступил к документам с рабочего стола директора. Каждый документ разворачивался при помощи пары карандашей, извлечённых из бездонной портупеи, и снимался на плёнку. Джеймс даже не пытался их прочитать — нет смысла тратить на это время; всё, что его касается, будет потом прислано ему же из Центра.

Как оказалось, предосторожность с карандашами была не лишней. Очередной развёрнутый пергамент, стоило Джеймсу бросить на него взгляд, полыхнул бледно-голубым пламенем, оставив от карандашей жалкие дымящиеся угольки, оканчивающиеся буквально в дюйме от пальцев Бонда.

Только недюжинное самообладание позволило суперагенту сдержаться и не высказать в одной ёмкой, но длинной и совершенно непечатной фразе всё то, что ему хотелось произнести. Изображённые на портретах великие маги прошлого замечательно продолжали спать под шум разворачиваемых пергаментов и шебуршание, доносившееся от рабочего стола; удар пламени из пергамента был почти бесшумным, но внезапно раздавшиеся проклятия могли навести их на мысль, что в комнате кто-то есть. Поэтому Джеймс Бонд ограничился страдальчески вздёрнутой бровью и быстро переложил пергаменты так, как они лежали раньше, замаскировав отсутствие испепелённого пергамента грудой других, более экстравертных документов.

Разобравшись с поверхностью письменного стола, Бонд проверил часы и прошёлся по комнате, не зная, чем ещё заняться. Внутрь ящиков письменного стола ему лезть внезапно расхотелось, да и вообще юношеский пыл авантюризма слегка поутих после двухфутового столба пламени из совершенно невинного на вид пергамента, чуть не оставившего будущих детей Бонда без отца. Защищать какие-то школьные отчёты заклинаниями такого уровня — при том, что меч всего-то щёлкнул предупредительной искрой… Или эти документы на столе были не просто школьными отчётами? Ну и что в таком случае можно сказать о Дамблдоре, хранящем сверхсекретные документы на столешнице письменного стола, а не в сейфе? Чем дальше, тем меньше Джеймс понимал магический мир.

Взгляд суперагента упал на Сортировочную шляпу, сиротливо заброшенную на шкаф. Джеймс подумал минутку, а затем тряхнул головой, решительно сдёрнул шляпу со шкафа и нахлобучил её себе на макушку.

— А, ты, наверное, хочешь узнать, в правильный ли факультет я тебя распределила? — зазвучал в его голове странный и какой-то очень матерчатый голос.

— Типа того, — осторожно подумал Джеймс.

— А ну-ка, посмотрим… — Джеймс почувствовал, как мягкие, матерчатые пальцы копаются в его голове, перебирая черты характера. — Так-так-так, очень интересный случай. Храбрости хоть отбавляй, хитрости и изворотливости тоже достаточно, и трудолюбие просто эталонное. Только не к каждому занятию. На самом деле, к весьма ограниченному числу занятий. Да ещё к таким, о которых мальчикам до совершеннолетия вообще знать не полагается… Умишко, правда, средний, поэтому в Когтевране тебе делать нечего. И куда же мне тебя определить?.. А куда я тебя определила, кстати?