Александр Маленков - Красные огурцы

— Да‑а‑а…

— Мама с папой звонили, поздравляли, тебе привет передавали.

Родители были в командировке на метеорологической станции за полярным кругом и не смогли приехать.

— Угу, — сказала Дуня, предчувствуя, что дедушка готовится к тому, что она про себя называла патерналистическо‑матримониальной словесной агрессией, то есть попыткам выдать ее за кого‑нибудь замуж путем логически‑эмоционального давления. Она не ошиблась.

— Невеста уже, того и гляди замуж! — начал дед, кладя кусок пирога на блюдце.

— Дед, опять со своим замужем!

— Да, опять! — пошел он в атаку. — Ты лучшие годы проводишь в полной изоляции. Меня это тревожит.

— Можно хотя бы в мой день рождения не устраивать мне психологического дискомфорта?!

Дуня закончила философский факультет, специализировалась на антропологии, писала диссертацию на тему «Социально‑когнитивные аспекты этологии приматов», поэтому любила четкие формулировки во всем, что касалось взаимоотношений особей, даже если речь шла всего лишь о людях.

— Настанет время, уж как‑нибудь выйду замуж. Дело нехитрое.

Но дедушка был изобретателем, инженером, он не одобрял гуманитарную стезю, избранную внучкой, он любил творить и создавать. Желательно что‑то осязаемое, но сегодня был готов удовлетвориться созданием психологического дискомфорта.

— Как же, нехитрое! Ты, конечно, у нас вундеркинд, но биохимия твоя для общения с людьми ну никак не поможет.

— Биохимия — нет. А этология, бихевиористическая теория и психология — помогут.

— Теории без практики не бывает! Тут опыт нужен, — наседал дедушка.

«А ведь хотела уехать на день рождения в Москву, — с досадой подумала Дуня. — К друзьям…» Под друзьями подразумевалась однокурсница Катя Анциферова, аспирантка с избытком веса, интеллекта и времени, с которой так приятно бывало обсудить гендерные поведенческие паттерны. Другой компанией Дуня как‑то не успела обзавестись и — тут дедушка был прав — большого опыта в общении с мужчинами не имела.

— У меня масса опыта! — возразила Дуня. — Я читала Фрейда, Юнга, Эриксона, Карнеги и Гиппенрейтер. Про людей мне все понятно. Тем более про мужчин. Они откликаются на простейшие стимулы.

Дедушка улыбнулся. Он считал упрямство фамильной чертой всех Коробкиных, именно оно, по его мнению, позволяло всем им добиваться успеха в столь разных науках. И именно оно, фамильное упрямство, не позволяло ни ему, ни Дуне закончить этот бесконечный спор.

— Смешная ты! Вот появится кто‑то, что конкретно ты будешь делать?

— Конкретно? Оцениваю, составляю план действий, веду его по матрице состояний. И через два дня он делает мне предложение.

— То есть влюбится в тебя?

Дуня фыркнула.

— А вот это как раз биохимия. Любовь — всего лишь сочетание гормонов — серотонин, эндорфины, дофамин, адреналин. Вызываются внешними раздражителями.

Теперь пришлось фыркнуть дедушке.

— Вот так значит, да? Любовь! Сочетание гормонов? Я всегда говорил, что вам на философском факультете только мозги засоряют. То есть Шекспир, Толстой, Пушкин потратили жизнь, весь свой гений, чтобы разгадать великую тайну любви, а у вас это, наверное, на первом курсе преподают? Запишите тему следующего семинара: «Любовь как сочетание гормонов».

— Ой, посмотрите на него, — рассмеялась Дуня, — в какие эмоциональные дебри завело. Дед, ты ж кроме «Науки и жизни» принципиально ничего не читаешь. И вдруг Шекспир. Ты когда его в последний раз открывал‑то? Когда за бабушкой ухаживал?

— Бабушка влюбилась в меня, когда я предложил наглядное гидродинамическое истолкование теоремы Остроградского‑Гаусса. — Дедушка снял очки и мечтательно уставился на потолок. — Шекспиром ее было не пронять. Вот это была романтика! Доказал — и влюбилась. А ваши умствования — сотрясание воздуха, ни доказать, ни опровергнуть.

— А я докажу!

— И как же ты, интересно, это докажешь?

— Хочешь поспорим? Вот первого встречного заставлю в себя влюбиться, да так, что он позовет меня замуж. Это будет достаточно убедительным доказательством?

Дедушка молча протер очки салфеточкой, которую всегда носил в кармане рубашки, посмотрел через них на печку, дабы убедиться в надлежащих светопроводящих и светопреломляющих свойствах очков, посадил их на нос, пожевал задумчиво губами и сказал:

— Это событие в конце твоего эксперимента будет необходимым и достаточным критерием доказательства.

— Вот и отлично!

Дуня и дедушка замолчали. Так далеко их спор не заходил еще ни разу. И они оба пытались сейчас осмыслить произошедшее. Зная друг друга хорошо, каждый понимал, что обратного пути нет. Первым сжалился дедушка.

— Хорошо. Мы как‑нибудь это обязательно устроим. А сейчас давай уже выпьем наливки.

— Мне понадобится твоя помощь, — буркнула Дуня.

— В чем?

— В эксперименте.

— Ради науки — что угодно! — Дед откупорил старую бутылку и разлил наливку по маленьким рюмкам.

В глубине души он надеялся, что Дуня не станет тратить свою юную энергию на странный эксперимент с каким‑то сказочным первым встречным, надеялся, но не очень сильно. Она с детства любила эксперименты и опыты, и он узнал этот азартный огонек в этих круглых васильковых глазах.

Прошло месяца два. Ни один индивид, формально подходящий под определение «первый встречный», не потревожил их жилища, и дедушка начал уже забывать о споре. Пока одним прекрасным июньским вечером, когда в доме стало влажно и он уже запустил свою дизельнодисперсную печку, в дверь не постучали.

И когда Степан Трофимович вышел на крыльцо и увидел у калитки неприкаянного молодого человека с корзинкой, а в глазах внучки огоньки, разгорающиеся в молнии, он понял — Дуня не забыла.

Первый встречный ушел мыть руки. Дуня в крайней степени возбуждения обратилась к деду:

— Ты помнишь, что обещал мне помогать?

— Дуня, может, не надо? Все же живой человек…

— Надо! Я сказала, что докажу, и я докажу. Ты будешь мне помогать?

Степан Трофимович вздохнул, но согласился.

Пожалуй, он недооценивал артистических способностей внучки. Язвительная и колючая Дуня напустила на себя такой простодушный вид, что первый встречный по имени Антон совершенно не сомневался, что перед ним деревенская девушка, бросившая подойник и соху, чтобы восхититься обаянием городского гостя.

Пока хозяин водил Антона в мастерскую, Дуня забежала к себе в комнату и вернулась с наброском плана эксперимента. Улучив секунду, она объяснила дедушке его задачу.

— Объект — типичный городской интеллигент, эмпатичный, нравственно полноценный, — торопливо говорила она. — В этом его слабость. Ты уже заработал авторитет в его глазах, теперь постарайся укрепить его самоощущение честного, доброго человека.