Александр Маленков - Красные огурцы

— Познакомься с Дуней. Дуня, это моя мама, Елена Петровна.

— Здравствуйте, девушка. — Елена Петровна окинула Дуню изучающим взглядом.

— Добрый вечер, — тихо сказала Дуня.

— А что это у вас на голове? Вы, наверное, голодная?

— Спасибо, мы поели, — смущенно объяснила Дуня.

К ним подошел Андрей.

— Здравия желаю! Ну что, вы закончили секреты свои?

— Подожди, Андрей, не закончили, — поморщился Антон. — Что ты вечно появляешься в неподходящий момент? Так вот, ма, это Дуня, она…

— Ты уже говорил, я поняла, это Дуня.

— Подожди, не сбивай меня. Что вы все меня сбиваете?! Я хотел сказать, что нам надо ехать. Да, сейчас поедем ко мне, дома все обсудим…

— Что обсудим? — спросила любопытная мама. — Ты ел?

К автобусу подтянулся отряд во главе с Николаичем.

— Взвод! — трубно призвал он. — Внимание!

Бойцы собрались поближе, и командир продолжил:

— Мне только что позвонили из центра. Есть новое задание. Код задания М‑24.

По рядам бойцов прошел взволнованный вздох.

— Да, сами понимаете, задание опасное, нештатное. Приказывать не могу, поэтому спрашиваю — есть добровольцы?

Большая часть отряда шагнула вперед.

— По машинам! — скомандовал Николаич, и бойцы стали залезать в белый автобус.

— Андрей, а ты что же? — с фальшивой тревогой в голосе спросил Антон. — Как же отряд без тебя?

— Да, я тоже должен… Дуня, ты дождешься меня?

— Дождешься, не дождешься… — не дал ей ответить Антон. — Давай ты сначала съездишь на опасное задание, проявишь себя героем, закроешь кого‑нибудь своим телом… А там посмотрим. Иди уже, командир ждет!

Андрей неловко обнял Дуню, отдал честь, подхватил гитару и скрылся в автобусе.

— Вот и славно, — сказал Антон, махая ему вслед, — а то придумали тоже — все бросить и пожениться.

— А что дальше, Антон? — спросила Дуня.

— Вы голодные? — вступила в разговор мама.

— Честно говоря… — начал Антон.

Тут в двадцати шагах от них затормозил черный внедорожник, из которого выскочил Аслан.

— Черт! — воскликнул Антон. — Черт! Мама! Это Дуня!

— Ты уже в третий раз мне это говоришь. Он почему‑то считает меня умственно отсталой…

— Мама! Я сейчас уеду, но скоро вернусь. Возьми Дуню к себе, она сирота, ей негде жить, я потом все объясню!

Отряд уже погрузился в автобус, двери закрылись. Аслан огляделся, увидел Антона и достал пистолет.

— Дуня! Это моя мама! — закричал Антон, подбегая к закрытым дверям автобуса и начиная них барабанить. — Откройте! Я передумал! Я тоже хочу на задание! Дуня, побудь у мамы, дождись меня!

Двери с шипением открылись. Антон занес ногу на ступеньку, но развернулся, подбежал к Дуне, поцеловал, схватил прялку и ринулся обратно к автобусу.

— Котлеты! Ты забыл котлеты!

Мама успела подскочить и кинуть внутрь пакет, когда двери уже закрывались. В эту же секунду к автобусу подбежал разъяренный Аслан.

— Открывай, свинья! — закричал он и стал пинать двери ногами.

— Молодой человек, — строго сказала мама, — держите себя в руках.

— Извините, — сказал Аслан. — Не могу держать. Собака! Выходи!

Антон с тревогой наблюдал за беснующимся Асланом из безопасного салона.

— Кто это там колотится? — поинтересовался Николаич, глядя в окно.

— А это… это мой друг, — объяснил Антон, пытаясь отдышаться.

— Может, выйти поговорить?

— Не надо! Он просто пришел меня провожать и… не хочет, чтобы я уезжал.

— Бывает, — миролюбиво согласился командир. — Всех нас кто‑то ждет дома…

Президент России вернулся в свою спальню со смешанным чувством бешенства и облегчения. Пижама так и осталась валяться на полу, секретная ниша в книжном стеллаже стояла открытой. Он вспомнил, как бежал отсюда три часа назад и те мысли, которые тогда явились ему.

«Грешник я, — думал президент, снимая пуленепробиваемый костюм и вешая его обратно в нишу, — старый грешник». После долгих лет стабильного правления, после всех исторических дел, которые он совершил, быть изгнанником оказалось еще во сто крат хуже, чем он представлял. А если бы это недоразумение оказалось правдой? Что, если бы действительно пришлось бежать? Неприятный холодок прокатился по голой спине, и он поспешил натянуть пижаму. Нет, надо что‑то менять. Нельзя жить под дамокловым мечом. Свершений уже не хотелось, азарт внешне— и внутриполитической борьбы давно иссяк. Он давно уже всем все доказал. Хотелось только одного — покоя. Надо что‑то менять… А как тут поменяешь? Только уйдешь — и эти вурдалаки перегрызутся между собой и снова кинут Россию‑матушку в пучину кровавой междоусобицы. Он всегда представлял Россию именно в образе матери, настоящей пожилой женщины, еще крепкой, но такой беспомощной без его сыновней заботы.

Спать не хотелось. Токмаков сообщил, что отряд спецназа «Тюлень» справился с внештатной ситуацией. По уму, надо было бы сейчас же поднять на ноги всех бездельников в погонах и собрать экстренное совещание, устроить им разнос… В общем, опять работать. А работать не хотелось. Хотелось покоя. Завтра, решил президент, займемся этим завтра.

Он взял с рояля брошеный том Аркадия Гайдара, залез в постель, открыл его наугад и начал читать: «Вот лежу я днем в лазарете. Грудь у меня немного прострелена. И плечо болит: когда с коня падал, о камень ударился. Приходит ко мне мой командир эскадрона и говорит…»

Автобус шел по МКАДу, бойцы дремали. Антон сидел, задумчиво крутил колесо прялки, смотрел на пробегающие мимо фонари, жевал котлету и думал о Дуне. Он представлял ее вначале в сарафане с собранными в пучок волосами, потом в белой блузке и мини‑юбке, как она неловко ходит на каблуках, потом в дурацкой шапке с рогами… Хотелось, чтобы она была рядом и смешно хмурила свой маленький нос, как она делала, когда сердилась. Фонари кончились, автобус нырнул в темноту, и Антон подумал, что опять не знает, куда едет. Задание с каким‑то кодом. Видимо, остальные бойцы знали код, но спрашивать было неудобно. В конце концов, какая разница — главное, что он успел вскочить в автобус, который, к счастью, увозил его подальше от Аслана и, к сожалению, подальше от Дуни.

Снова показались фонари, автобус пару раз остановился перед шлагбаумами и затормозил на взлетном поле. Бойцы зашевелились, защелкали застежки шлемов и замки бронежилетов. Без слов и даже почти без звуков отряд вылез из автобуса, построился на взлетной полосе перед большим зеленым самолетом рубленых очертаний. Проведя перекличку, Николаич приказал садиться на борт.

Даже паспорт не спросили, удивился Антон, заходя по трапу в скудно освещенный салон. Вместо привычных кресел вдоль стен стояли лавки. Бойцы расселись и пристегнулись в тишине. Антон всегда спал в самолетах, и не успел военно‑транспортный Ил‑476 взлететь, как он уже отключился. И снова ему приснился изобретатель Коробкин: он ходил по залам какого‑то музея и искал свою прялку, а Антон пытался его позвать, но почему‑то не мог.