Александр Маленков - Красные огурцы

На часах было одиннадцать утра. Срочное совещание по вчерашнему инциденту он назначил на полодиннадцатого. Силовые министры уже полчаса как ждали его в Кремле. «Небось от страха уже наложили полные штаны с лампасами», — подумал президент, но даже этот остроумный образ уже не так радовал. Страсть! Вот что нужно для этих дел. А страсть, как он почувствовал вчера вечером, прошла. Неужели страсть заменилась за созвучную старость? По меркам XXI века он еще очень молод.

Стеклянная дверь отворилась, метнув огромного солнечного зайца по музею тренажеров. В зал вошел и бесшумно пошел по резиновому покрытию пресс‑секретарь. Наступало время традиционной сводки новостей. Президент горько усмехнулся, представив, в каких выражениях дипломатичный пресс‑секретарь будет сейчас описывать попытку государственного переворота.

Не слезая с велосипеда, президент выслушал всю информацию о Телецентре — ничего принципиально нового. Многочисленные камеры «Останкино» зафиксировали только людей в шлемах, лиц было не разглядеть. Единственный опознаваемый захватчик — неизвестный, выступивший в эфире. Из других важных новостей было только освобождение российских врачей в Сомали. Хоть что‑то хорошее.

— Нашли этого? — президент ткнул пальцем в экран планшета, на котором в стоп‑кадре застыла неловкая фигура Антона. — Я просил вчера его привезти.

— Дело в том, Михаил Петрович… — замялся пресс‑секретарь. — Сами посмотрите.

Он включил на планшете другой ролик. Группа молодых людей стояла с плакатами и что‑то выкрикивала. На плакатах президенту удалось прочитать такие воззвания: «Врагов нет! Все это галлюцинации!», «Давайте прекратим бардак!», «Не кипишуйте!», «Попуститесь!». Прислушавшись, президент понял, что и выкрики соответствуют написанному, можно было явственно расслышать «Не кипишуйте! Попуститесь!». Пресс‑секретарь ловко смахнул что‑то на планшете, и взору главы государства предстал сайт, кажется, это называлось сайт. На сайте были изображения футболок. А на футболках были изображения человека в спецназовской форме с поднятым вверх пальцем и надписи «Не кипишуйте!» и «Попуститесь!». Футболки отличались разнообразием цветов, но не содержания. Пресс‑секретарь снова взмахнул пальцем, и по экрану побежали какие‑то картинки в черных рамках, на них в разных видах так или иначе присутствовал все тот же боец с пальцем и текстовые вариации на тему галлюцинаций, бардака и все тех же не до конца понятных глаголов.

Президент многозначительно покивал, по привычке изображая глубокое и даже глубинное понимание происходящего, которого категорически не испытывал. Пресс‑секретарь хорошо изучил повадки своего шефа и привычно подыграл:

— Вы сами все видите, Михаил Петрович. И сами прекрасно понимаете, не мне вам объяснять… Этот вчерашний спецназовец внезапно стал очень популярен. Мы объяснили вчерашний инцидент техническим сбоем… или рекламным трюком нового сериала, сработало хорошо, население спокойно. Но все же… Страна увидела его обращение, и мнэ‑э‑э… эти лозунги неожиданно задели какую‑то болевую точку. Разошлись в Интернете, в соцсетях, на демотиваторах. Люди их повторяют и даже выходят с ними на демонстрации — сугубо мирные.

Президент задумчиво крутил себе кончик носа. Он настолько запутался, что даже забыл изобразить понимание.

— Что это вообще значит? «Не кипишуйте!?» Ну ладно, «не кипишуйте еще понятно». Что такое «попуститесь»?

— Ну это как бы «успокойтесь». Молодежный жаргон, если угодно.

— Допустим. И что дальше?

— Дальше два варианта. Вернее три. Можно его судить за терроризм и экстремизм…

— А это экстремизм?

— Конечно экстремизм! Все что угодно — это экстремизм. Можно спустить все на тормозах, типа президенту не до того. И есть третий вариант. — Пресс‑секретарь снова потыкал в планшет. — Вот тут рейтинг вашей популярности… Я уже сообщал, что в последнее время он падает.

— Ох этот твой рейтинг, — поморщился президент. — То падает, то растет. Кто это меряет?

— Мы постоянно совершенствуем методологию. Я знаю, вы скептически относитесь, но… Это моя работа — рейтинг. И вот для его стабильности, — пресс‑секретарь сделал особый упор на слово, так любимое начальником, — для стабильности рейтинга неплохо было бы присоединиться к кампании «Не кипишуйте! Попуститесь!»

Начальник фыркнул. Меньше всего ему хотелось присоединяться к чему‑то совершенно непонятному.

— Эта концепция, как уже понятно, идеальный ответ на сегодняшние запросы электората. То есть то, что нужно стране. Через два года выборы, — понизив голос, напомнил пресс‑секретарь.

Президент всегда гнал мысль о выборах и откладывал дела, связанные с этим цирком, на самый последний момент. Он даже хотел отменить их и не раз подкатывался с этой идеей к председателю Конституционного суда, но тот отговаривал. «Смелый. Доиграется однажды», — каждый раз думал о нем в этих случаях президент. Но пока цирк не отменили, представление продолжалось. Выборы так выборы.

— Ну, допустим, — сказал президент, слез с велотренажера и вытер почему‑то уставшую шею полотенцем. — А этого героя‑то нашли?

— Вот с ним многое непонятно! — воскликнул пресс‑секретарь и уставился вдаль, на шелестевшие за стеклом спортзала тополя и прогуливающегося дежурного с автоматом. — Некто Антон Опушкин, русский, из Москвы. Вроде как боец батальона «Тюлень», который и освобождал Телецентр. Но выступал в эфире он раньше, чем был отдан приказ об освобождении. То ли он знал заранее, вперед поехал и случайно попал в кадр, то ли он сам участник захвата и, чтобы замести следы, вызвал свой же батальон, пользуясь связями в МВД. Пока выясняем. Много непонятного. Если считать освобождение Телецентра, это уже вторая его успешная операция за последние дни, за которую его награждают медалью. Более того! Он же спас врачей в Сомали, министерство хочет наградить его званием Героя! Говорят, опять один разоружил пиратов. Черт знает что! При этом в архивах о нем ничего нет. Как будто из ниоткуда возник. Прописка московская, обычная школа, художественный почему‑то институт. Очень похоже на легенду. Понимаете?

— Я‑то все понимаю. — Президент опустился в плетеное кресло и налили себе чаю. — Мне интересно, что ты собираешься делать?

— Пока он так популярен, сажать нельзя. Освободитель Телецентра, народ не поймет. Надо срочно брать его в команду.

— Погоди. Так он освободитель или захватчик?

— Освободить, захватить — в сущности это одно и то же. Вопрос трактовки. Будем считать, что освободитель.

— И где он сейчас?

— Летит из Сомали.

Вечером на военном аэродроме «Чкаловский» было необычайно многолюдно. Приехал министр внутренних дел со свитой, пригнали образцово‑показательный военно‑духовой оркестр, стояло две машины «скорой помощи» и автобус спецназа. Многолюдно и очень секретно. Никто не мог толком понять, кого встречают с такой помпой, зачем здесь министр и даже из какой военной части оркестр. От скуки и жары в группах встречающих, которым строго‑настрого было запрещено общаться между собой, возникали самые разные версии происходящего. Музыканты стояли по стойке «вольно», басовые трубы, как всегда во время долгих ожиданий, завидовали кларнетам, в рядах доминировала версия, что встречают делегацию из Венесуэлы, прибывшую для заключения оружейных контрактов. Врачи «скорой», оглядевшись, решили, что летит борт с ранеными героями из Ирана или Ирака. Среди свиты министра циркулировали слухи о прибытии верхушки НАТО и о том, что Россия будет вступать в этот блок, что, кстати, давно пора было сделать.