Ромен Пуэртолас - Невероятные приключения факира, запертого в шкафу ИКЕА

Аджаташатру вытер глаза уголком простыни. Несколько минут спустя, успокоенный силой искусства, рыданиями и усталостью, он дал Шиве увлечь себя в его объятия.

На следующее утро Аджаташатру в холодном поту проснулся, как от толчка, около 9.30. Ему снился страшный сон, в котором его кузен Джамлидануп, превратившись в помидор-черри, поджаривался на огне, нанизанный на шампур. Вокруг плясали и играли на гитарах жизнерадостные цыгане. Джамлидануп кричал от боли, но это никого не волновало. Казалось, один Аджаташатру видел страдания своего кузена, но, поскольку сам был нанизан на тот же шампур в виде коровы (священной), ничем не мог тому помочь.

Индиец протер глаза. Он возблагодарил Будду за то, что оказался в роскошном номере итальянского отеля, а не в салате из помидоров, который собирались сожрать прожорливые цыгане. Он вспомнил, что накануне должен был прилететь в Нью-Дели, но ничего не сообщил Джамлиданупу. Тот, наверное, все еще ждет его в аэропорту, взбешенный или взволнованный. Когда он вернется домой, он сам, наверное, смазанный оливковым маслом и чесноком, попадет на этот шампур, который видел во сне, а вокруг огня будут плясать индийцы. И эта мысль вовсе не вдохновляла писателя, даже несмотря на его предыдущую бытность факиром.

Аджаташатру набрал номер оператора и попросил соединить его с Сиринг, это был единственный телефон, который он помнил. Его кузен много раз менял номер своего мобильного, и индиец не счел необходимым всякий раз заучивать его наизусть.

Раздалось несколько гудков, и в трубке зазвучал голос старой дамы. Она зарыдала, едва поняла, что речь идет о ее малютке Адже. Она так волновалась! Что же с ним случилось?

– Вчера твой… кузен ждал тебя… всю ночь, – бормотала она, не переставая плакать. – Он все вверх дном перевернул, чтобы узнать, что с тобой произошло. В аэропорту проверили список пассажиров твоего рейса… сказали, что ты в самолет не садился. Почему, мой мальчик, ты остался… в Париже? С тобой все в порядке?

Она всегда разговаривала с ним как с ребенком, ее ребенком, что ж, так бывает, когда хотят избавиться от комплекса бездетности.

– Сиринг, дорогая, я уже не в Париже. Я в Риме.

– В Риме? – воскликнула старая дама и тут же перестала всхлипывать.

– Это долгая история. Передай Джамлиданупу, что у меня все нормально, что я стал порядочным человеком, писателем. Я скоро вернусь.

Последние слова совсем сбили с толку старую индианку. Порядочным человеком, писателем? О чем это он? Аджаташатру всегда был порядочным мальчиком, насколько она знала. Помимо всего прочего, он был наделен сверхъестественными способностями и поэтому с детства рос особым, непохожим на других. Она вдруг подумала, что, видимо, он утратил свой дар и этим можно было бы объяснить его внезапное и нелепое преображение. Писатель? А почему не танцор фокстрота или не жокей?

– Не волнуйся, – повторил индиец, не понимая, что, произнося эти слова, он еще больше пугает старую даму.

Потом, высказав еще несколько успокоительных слов, он попрощался. Не кладя трубки, он снова позвонил оператору и попросил, чтобы его попробовали соединить с французским номером, с которым он пытался связаться накануне. Раздалось несколько гудков, и в трубке зазвучал чудесный голос Мари:

– Аджаташатру? Это ты?

Если бы в английском существовали «ты» и «вы», Мари сейчас склонилась бы к первому.

– Да, это я.

Молчание на том конце провода продолжалось несколько секунд. Значит, она его помнит.

– Ты еще в Париже?

– Нет, я в Риме.

Кажется, ответ ее удивил. Для нее существовало только два места, где в эту минуту мог находиться раджастанец, Париж или Киш-о-йогурт , его деревня в Индии.

– В Риме?

– Профессиональная необходимость, – бросил Аджаташатру так, словно произносил эту фразу всю свою жизнь. – Я позвонил сказать тебе, что…

Он колебался как подросток, который впервые говорит с девочкой по телефону. Его сердце сперва стучало в ритме рэпа, потом перешло к ритму техно и наконец – к Вивальди.

– Я бы хотел приехать в Париж, чтобы снова увидеть тебя.

Стрела Купидона угодила прямо в сердце Мари. Мужчина произносил каждое слово с такой нежностью, что у нее заблестели глаза. Она покраснела, испытывая облегчение оттого, что по телефону этого не видно. Разом помолодела. «Снова увидеть тебя», – повторила она. Может быть, это идиотизм, но уже очень давно никто не говорил ей таких нежных, милых слов. Парнишки, с которыми она встречалась по вечерам, никогда не выражали желания снова увидеть ее. И к тому же они не были такими нежными, такими милыми. Это были животные без сдерживающих центров, которые хотели ее только для того, чтобы снизить избыток юношеского тестостерона.

– Мне понравилось, как мы разговаривали, смеялись, мне понравились твои глаза, – подытожил он нежно. – Я закончу кое-какие дела в Риме и приеду. До скорого, – добавил он, смутившись.

И Мари вдруг поняла, что в сорок лет можно влюбиться в незнакомца, встреченного в кафетерии ИКЕА. Наверное, это было не слишком разумно, но как приятно! Во всяком случае, никогда нельзя терять надежду. Одна таблетка под названием Аджаташатру стоила всех антидепрессантов в мире. Она повесила трубку, охваченная пламенем лихорадки.

Аджаташатру положил трубку.

Он понял, что когда несколько минут назад просил оператора соединить его с Францией, то понятия не имел, что именно он скажет Мари. Что у него все в порядке, что он о ней думает. Что еще? Он точно выполнял обещание, которое дал себе в багажном отсеке самолета. Позвонить ей, если выживет. Вот и все. У него был не слишком большой опыт телефонных разговоров, а еще меньше с женщинами.

Но вместо него заговорило его сердце. «Я закончу кое-какие дела в Риме и приеду», – услышал он свои слова. Куда? В Париж? Когда, а главное – как? Он сам этого не знал. Снова пустые обещания! Опять вранье!

Как поехать в Париж? Неплохая шутка. «Я закончу кое-какие дела в Риме и приеду», – сказал он самым естественным голосом, будто у него были деньги, чтобы позволить себе такую роскошь. Строит планы, как богатый, а у самого-то в кармане нет ни одной индийской рупии. Только красивый фирменный бежевый костюм.

Он представил себе, как в своем красивом костюме прячется за ящиками с картошкой и каждый раз, как грузовик замедляет ход, у него в животе вспыхивает страх. Должен быть какой-то другой способ.

Ладно, подумаем об этом позже.

Он отогнал от себя эти мысли, вытянулся на кровати и включил спортивный канал.

Мари тоже положила трубку, как мы уже сказали, охваченная пламенем любовной лихорадки, – эта фраза мало что значит, но имеет очень действенную литературно-метафорическую силу, как, например, аллитерация [38] Аллитерация – повторение одинаковых или однородных согласных в стихотворении, придающее ему особую звуковую выразительность. «л», которую нельзя не учитывать.