Марианна Гончарова - Кенгуру в пиджаке и другие веселые рассказы

Хочется надеяться, что австралиец этот самый пиджак просто отобрал. А кенгуру дальше живет и беззастенчиво пользуется своими пиджачными привилегиями. Пока какой-нибудь кенгуренок из маминой сумки не вякнет: «А король-то…» Но тут подождать еще надо. Пока у них глаза откроются. Пока недовольство накопится. Сознание окрепнет. Пока низы захотят. Верхи замогут… Пока младенец из сумки морду высунет. Спросит маму: а почему это?.. Тут может много времени пройти.

Так я еще раз о пиджаке. Вернули деньги, документы… Спрашивается: а пиджак?! Стоп, граждане. А два года? Два года! Пиджак наш кенгуру просто сносил!

Я в гости собираюсь к своим в Австралию. Купила курточку, крутую такую, от Лагерфельда. Не ношу. Специально берегу. Хочу в Австралии с коалой сфотографироваться.

Эту троицу собак-мушкетеров у нас знают все. Они благородны, справедливы и бесстрашны. Атос, Портос и Шпедегуцер.

Кто собак так назвал, затерялось в истории, но сначала были Атос и Портос. Шпедегуцер примкнул уже позже. Мы все их подкармливаем. Ребята охраняют нашу улицу. В основном от автомобилей-иномарок. Лежат себе в кустах рядом со знаком ограничения скорости «40 км», и если «Москвич», «Лада» или «Таврия» — они и ухом не ведут. Позевывают с подвывом — и все. Но если иномарка — гонят до конца улицы с оглушительным лаем, заглядывают в салон, пугая пассажиров и водителя, кусают колеса.

Но это скорее не служба, а развлечение. Заняты же они целый день, и все расписано у них по минутам.

Утром идут к акации — угощать Шпедегуцера.

Крохотный Шпедегуцер родился нежным пекинесом с трогательным обиженным личиком. Но под влиянием улицы и друзей он сменил имидж, стиль поведения, окреп и приобрел ухватки маленького, но дерзкого льва. Одна слабость у него — орехи. Он так любит орехи и так прыгуч, что друзья серьезно подозревают, что маленьким щенком его подобрали и воспитали белки.

При чем же здесь акация? — спросите вы. А на акации круглый год сидит знакомая ворона, дура невероятная. Откуда-то ворона таскает орехи, на акации их колет и пирует, ни с кем не делясь. Шпедегуцер прыгает — и:

— Гав! Гав! Гав!

Ворона перегибается вниз, смотрит склочным глазом — и:

— Кх-ха-а!

Орех из клюва падает. Ну, как в басне. И каждое утро лакомство Шпедегуцеру обеспечено.

Но однажды, когда Шпедегуцер только подбежал к акации, ворона, не дожидаясь оскорблений, придержала орех лапой, перегнулась вниз — и:

— Гав! Гав! Гав!

— Кха-а-а… — удивленно выдохнул Шпедегуцер и в этот день, не получив ореха, был невесел, задумчив и подавлен.

Что ж, акаций в городе много, и ворон тоже достаточно. Вскоре мушкетеры нашли еще одну любительницу орехов и стали водить своего маленького друга туда.

Днем собаки ходят в музыкальную школу. Это уже ради Атоса. Щенком Атос жил в барабане. Да, в барабане похоронного духового оркестра. И ужасно полюбил музыку. И теперь без музыки просто жить не может. Он садится во дворе музыкальной школы и, заслышав мелодию, начинает петь. Задирает голову, закатывает глаза и самозабвенно выпевает всей своей собачьей душою сложные фиоритуры. Он так красив, он так прекрасен, что даже сама афганская борзая по имени Эсмеральда, принадлежащая городскому судье, в этот момент не в силах отказать ему.

Однажды он даже просочился на сцену актового зала и сорвал академический концерт. Запел вместе с хором мальчиков (кто докажет, что Атос не мальчик?): «Ми-зе-рере, ми-зе-рере-е…» Он эту вещь давно знал, партию альта. Чисто интонировал. (На репетициях ведь под сценой сидел, пока друзья ждали его, мерзли на улице.) Но допеть не дали. Вероятно, потому, что был не в голосе в тот день, не в голосе был. Да.

Ну а ради Портоса ходят в театр. Не часто. Раз в квартал, когда там собирается сессия каких-то депутатов. Собаки поджидают их у парадного подъезда и с безопасного расстояния из-за декоративного кустарника облаивают дерзко и грязно, тем самым выражая презрение к такого рода мероприятиям в храме искусства. А потом обходят все депутатские автомобили на стоянке и подвергают критике существующее положение вещей. Задирая на колеса заднюю ногу.

Конечно, без конфузов не бывает. Но кто из нас безгрешен…

В прошлую пятницу, когда на террасе маленького ресторанчика уже был накрыт стол для гостей и украшен цветами и свечами, и сверкал на скупом осеннем солнце хрусталь, и тянулись со стороны кухни ароматы горячих блюд, мушкетеры, уверенно полагая, что стол накрыт именно для них, забрались на стулья и приступили к трапезе.

А что? Разве не охраняли они верой и правдой нашу улицу? Не бодрствовали морозными ночами, чтоб нам спокойно спалось, не гоняли всяких чужаков с этой вот ресторанной террасы? К тому же Шпедегуцеру на днях исполнилось три года. Или восемь. А тот официант с посиневшими губами, который вышел, неся изящно свернутые салфетки, на площадку и сделал ртом сначала как карп, которого поймал Атос летом, а потом как знакомая ворона Шпедегуцера: «Кха-а-а!..» Ну так он новенький, просто не знаком еще с мушкетерами.

Ничего. Мушкетеры — ребята контактные, общительные. Еще познакомятся. И будут радостно мотать ему хвостами и провожать ночью домой после тяжелой смены. И в глазах их он увидит однажды свет истинной верности и любви…

Одна говорящая голова по телевизору сообщила, что мы в нашей стране все находимся в гражданско-правовых отношениях. Потом голова долго расшифровывала, что это значит. Из чего я поняла, что могу подать в суд на всякого, кто меня обидит или посягнет.

Я понятливая. Вполне. Но у меня в жизни две беды. Во-первых, я доверчива. А во-вторых, всегда ищу ответы на риторические вопросы.

Для начала — пример из во-первых. Вот взять, допустим, сонник. Там написано: если во сне увидеть идиота — вам предстоит разговор с ученым и мудрым собеседником. И я поверила. Легла спать. Снится мне мой сосед дядя Коля — пьяница, матерщинник, кляузник, анонимщик. Идиот по всем параметрам, симптомам и показаниям. Утром — беседа с ним же. С ученым и мудрым человеком, как сказано в соннике.

Вообще-то дядя Коля, если в состоянии говорить, только риторические вопросы и задает. А я отвечаю. Он задает. А я отвечаю.

Он:

— Да кто ты така-а-а-я?

Я — терпеливо: имя, фамилию, данные паспорта — говорю, пришла снова на вашего петуха жаловаться.

А он:

— Да что ты о себе возомни-и-ила?

А я так скромно о себе. Но с уважением. Говорю: мол, я отоларинголог. Врач ухо-горло-нос по-вашему. Уберите петуха, говорю. Закройте, зарежьте, в конце концов.

А он:

— Я грынпис, по-яла, уха-горла-нос?!

Я киваю. Конечно, поняла. А что тут непонятного. Дядя Коля — гринпис. И петуха своего из-за меня убивать не собирается.