Роберт Ладлэм - Дорога в Омаху

По истечении некоторого времени изнуренного вида судья из Новой Англии заговорил спокойным, размеренным тоном:

— Вы произнесли весьма трогательную речь, вождь Повелитель Грома. Но высказанные вами претензии могли бы предъявить и многие другие национальные меньшинства. К моему величайшему сожалению, история немилостиво обошлась с ними. Как отметил один из наших президентов, «жизнь не столь уж прекрасна», но мы должны идти вперед во благо большинства, а не несчастных, испытывающих страдания меньшинств. Мы всем сердцем желали бы, чтобы вы изменили сей сценарий, но помочь вам не можем ничем. Шопенгауэр называл подобную ситуацию «исторической жестокостью», сколь бы отвратительным ни представлялось мне данное определение, оно, признаю я, точно отражает реальность. Вы могли бы открыть шлюзы и затопить все сообщества на территории нашей страны, но это не отвечало бы интересам ни одной из тяжущихся сторон.

— Что же вы предлагаете, сэр?

— Позвольте спросить, что предприняли бы вы, учитывая всю глубину проблемы, если бы суд в своей мудрости вынес решение не в вашу пользу?

— Все очень просто, — откликнулся вождь Повелитель Грома. — Мы бы взяли да и объявили войну Соединенным Штатам Америки, будучи уверенными в том, что найдем поддержку и понимание у наших братьев и индейцев по всей стране. Многие тысячи белолицых ждала бы гибель. Конечно, в итоге мы проиграли бы, но и вы бы остались внакладе.

— Дерьмо! — прогнусавил верховный судья Рибок. — У меня дом в Нью-Мексико...

— Территория этого штата принадлежала когда-то воинственному племени апачей, не так ли, сэр? — спросил Хаук с невинным выражением лица.

— Мой особняк в каких-то двух с половиной милях от резервации, — молвил, сглотнув слюну, судья.

— Апачи — наши кровные братья. Да ниспошлет вам великий дух быструю и сравнительно легкую смерть!

— А как насчет Палм-Бич? — проговорил, подняв брови, другой член суда.

— Семинолы тоже в родстве с нами. Они кипятят кровь белого человека, чтобы очистить ее от посторонних включений: мясо от этого становится нежнее. Разумеется, подобную операцию проделывают, пока кровь еще находится в теле.

— Что вы скажете об Аспене? — произнес с дрожью в голосе еще один из судей. — Кто проживает там?

— Темпераментные чероки, сэр. Они, по существу, наши соседи. Но мы частенько порицали применявшиеся ими примитивные методы расправы со своими пленниками, которых они сперва связывали, а затем укладывали вниз лицом на муравейник.

— Ах! — выдохнула Дженнифер.

— А как с озером... с озером Джордж? — с трудом выговорил бледный от страха судья, сидевший слева. — У меня там прелестный летний дом.

— Это на севере штата Нью-Йорк, сэр? Может, вам лучше не знать ничего? — Маккензи понизил голос, усиливая и без того жуткое впечатление от его слов. — Разве не там расположены охотничьи угодья и места погребения могауков?

— Да, кажется... там.

— Наше племя происходит от могауков, сэр, но, признаюсь, мы перебрались на запад, подальше от этих братьев по крови.

— Почему?

— Воин-могаук, вероятно, самый свирепый и дерзкий из нас. В общем, вы сами все понимаете.

— Понимаю?.. Но что?

— Если их рассердить, то ночью они подожгут вигвамы своих обидчиков и предадут огню буквально все, чем владеют их враги. Мы считаем подобную политику выжженной земли излишне жестокой. Могауки думают, что они и мы — одно целое: узы крови не так-то легко порвать. А потому они без единого слова присоединятся к нашей борьбе.

— Я полагаю, что нам снова следует посовещаться, — бросил верховный судья.

Микрофоны были выключены, головы судей заметались из стороны в сторону, и начался взволнованный обмен мнениями, излагавшимися исключительно шепотом.

— Мак, — рассерженно зашипела Редуинг, — в том, что вы сказали, ни слова правды! Апачи входят в племенную группу атапасков и в родственных отношениях с нами не состоят. Чероки никого не бросают в муравейник, это абсурд! Семинолы — самое мирное племя из всех! Могауки хоть и любят нести околесицу, потому что это приносит им деньги, но никогда ни на кого не нападали, если только на них самих не совершал кто-то набег и не крал у них их вещи. И уж, конечно, они не стали бы проводить политику выжженной земли, поскольку в таком случае им не удалось бы ничего на ней вырастить!

— К чему вы все это, дочь уопотами? — произнес Мак, величественно возвышаясь в головном уборе из перьев и глядя сверху вниз на Дженнифер. — Что знают эти тупые бледнолицые?

— Но вы оболгали и опозорили индейские племена!

— А что сделали они для нас за все эти годы?

— Для нас?

Микрофоны снова загудели, и из одного из них раздался гундосый голос верховного судьи:

— Мы приняли решение немедленно рекомендовать правительству Соединенных Штатов как можно быстрее вступить в переговоры с племенем уопотами с целью совместного поиска возможных путей устранения учиненного прежде зла. Суд безоговорочно поддерживает истца, о чем официально будет заявлено несколько позже. Заседание окончено! — И, не обратив внимание на то, что микрофоны еще не отключены, верховный судья добавил: — Пусть кто-нибудь позвонит в Белый дом и порадует Сьюбагалу. Ведь мы этому сукину сыну обязаны своими напастями. Он всегда готов втянуть нас в какую-нибудь гадость. И он, наверное, выключил кондиционеры. Я вспотел аж до самой задницы!.. Прошу прощения, дорогая!

Весть об одержанной уопотами победе разнеслась по всему зданию, в считанные минуты достигла холла у входа и ступеней Верховного суда. Вождь Повелитель Грома в торжественном облачении шествовал по облицованному мрамором коридору в сторону зала, предвкушая в душе обращенные к нему восторженные приветствия его народа. Праздник, как заметил Хаук, был в полном разгаре, но, увы, не имел никакого отношения к радостному событию. Огромную галерею, судя по всему, заполнили танцующие и просто гордо прогуливавшиеся мужчины и женщины всех возрастов. Музыкальный репертуар был весьма разнообразен — от традиционного вальса до тяжелого рока. Из огромных громкоговорителей лились исконно индейские напевы. Даже охранники, туристы и полицейские округа Колумбия, и те, не устояв, присоединились к веселившейся публике.

В общем холле проходил импровизированный карнавал.

— Боже милостивый! — воскликнула Дженнифер Редуинг Восходящее Солнце, выходя в сопровождении Сэма и Арона из лифта.

— Веселая история! — заметил Пинкус. — Ваш народ вправе устроить себе такой праздник.

— Мой народ? Да это вовсе не мой народ!

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Дивероу.

— Посмотри! Видишь хоть одного уопотами с раскрашенным лицом или индейскую юбку среди танцующих, поющих или просто орущих?