Алексей Оутерицкий - Блондинка с загорелыми ногами (Скажи утке нет!)

Однако сейчас ему было не до подобных, пусть и очень приятных, мыслей. Обнаруженные во время остановки вагона на сортировочной станции города Узлового, старухи на «Харлеях» вызвали немалые подозрения специального отдела армии и были по приказу командарма немедленно доставлены в его ставку-будуар. Принимал он их, естественно, на деловой половине вагона. Она была устлана коврами, имела сейф, где бывшая владелица хранила свои интимные вещи и бриллианты, небольшую барную стойку, и такую же небольшую площадку для танцев, оборудованную совсем уже миниатюрным помостом с шестом. Все это хозяйство никогда не видевший сосредоточения такой роскоши монгол счел вполне подходящим для штабного антуража. Обнаруженные в усыпанном стразами шкафчике черные кожаные маски, кожаные ботфорты, наручники и кожаные плетки, принадлежащие старой хозяйке, которыми она, по слухам, некогда стегала своего бывшего фаворита, а ныне использовала для обработки Максима Балкина, оказались здесь как нельзя более уместными в качестве спецсредств для проведения допросов. И не без гордости за столь шикарные вещи, в рамках тенденции главкома к некоторой показухе, были развешаны, согласно его приказу, по стенам на специальных крючках.

– Вы слышали мой вопрос, – терпеливо повторил Богурджи, с трудом оторвав взгляд от огромного портрета Примадонны кисти Микаса Сафронова, украсившего одну из вагонных стен. – Кстати, не желаете ли освежиться?

По его знаку стоявший за барной стойкой воин в черной зэковской робе с контрастно белой бабочкой на шее, быстро наполнил три пиалы кумысом и, подскочив к лично проводящему допрос Богурджи, согнулся перед ним в почтительном поклоне. Тот подал еще один знак, и воин сноровисто расставил посуду перед странными, нацепившими цветастые банданы старухами.

– Эй, скажи своим, чтобы не озоровали! – выглянув в окно, возмущенно сказала Кузьминична. – А нам еще говорили, что у вас в Орде дисциплина...

Богурджи тоже посмотрел в окно, заметил столпившихся возле старухиных мотоциклов воинов, и нахмурился. Яростно жестикулируя, монголы обсуждали ходовые качества «Харлеев». Кто-то присел на корточки, заглядывая в мотоциклетное подбрюшье, кто-то деловито нажимал на седло руками, проверяя амортизаторы на упругость, кто-то просто восхищенно цокал языком. Побелевший от ярости командарм сказал штабным работникам что-то отрывисто-гортанное, двое из них поклонились, затем один сорвал с крючка кожаную плеть, второй – увесистый резиновый член. Они выскочили наружу и с улицы тут же донеслись звуки хлестких ударов и виноватые выкрики разбегающихся монголов.

– Инцидент улажен, – опять выглянув в окно, с удовлетворением сказал Богурджи. – Виновные наказаны. Но, могу вас заверить, мои воины не хотели ничего дурного. Просто восхищались вашей техникой.

– Ну-ну, – буркнула Петровна.

– Итак, барышни...

– Чем можем доказать, говоришь? – возвращаясь к теме, задумчиво повторила Кузьминична. Она разглядывала вновь вернувшийся на стену огромный резиновый член черного цвета, похожий на милицейскую дубинку, только более толстый и увесистый с виду. – А ничем... Твои люди наверняка пробили все наши данные. Этого достаточно.

– Пробили, – подтвердил Богурджи. – Вы первые в России воровки в законе, – с уважением сказал он, – хотя я и не понял толком, что это такое.

– Вот потому вы, монголы, и есть отсталый народ, – ввернула Петровна, – потому что у вас своих законников нет, как полагается в цивилизованных странах. Законники – они обществом востребованы. Без них никуда. Вот ты куда, скажем, пойдешь, если обидели? Не в суд же.

– Меня обидеть трудно, – заметил Богурджи.

Не успел он продолжить допрос, как отхлебнувшая кумыса Кузьминична зашлась в приступе надсадного кашля.

Под настороженными взглядами стоящих за их спинами воинов спецотдела, Петровна бросилась хлопать подругу по спине.

– Что это было? – через некоторое время сипло спросила та. Она еще тяжело дышала, но бледноватое доселе лицо быстро приобретало здоровые багровые тона.

– Кумыс, – просто пояснил Богурджи. – Напиток богов. Обладает способностью отгонять злых духов.

– Понятно... Значит, просто не в то горло попало, – чтобы не обидеть допрашивающую сторону, сказала Кузьминична.

– А водки нет? – деловито спросила Петровна, и командарм сделал еще один знак бармену...

– Итак... – повторил через некоторое время Богурджи. Вагон стоял на месте, но монгола уже слегка покачивало, и он не без оснований опасался, что может брякнуться со вделанной в пол стационарной тумбочки-сиденья. В который уже раз он подумал, что следует все-таки придерживаться монгольских традиций – сидеть на полу, пусть даже это происходит в железнодорожном транспорте. С другой стороны, как бы смогли сидеть на полу старухи со своими наверняка закостеневшими опорно-двигательными аппаратами? С третьей же стороны, они все же на допросе, поэтому их мнением интересоваться не обязательно. С четвертой же – они, пусть и старые, но все же женщины, а посему... А еще с одной стороны, они, как ни крути, не в Европе, потому как Россия – это никакой не запад, а всего лишь продолжение Монголии… Простая же мысль, что не следовало, подобно старухам, переходить на водку, командарму как-то не пришла в голову... – Итак, о чем мы с вами говорили...

– Мало держишь, – заметила Петровна.

– Простите... – Богурджи икнул. – Вы что-то сказали?

– Мы сказали, можешь выкинуть свои американские спутниковые карты, – сказала, слегка покачнувшись, Кузьминична. – Мы проведем твою армию более коротким и стратегически выгодным путем. Ты можешь оказаться под стенами Кремля даже раньше своего Бастурхана.

– Мне не надо оказаться в Москве раньше Бастурхана, – возразил Богурджи. – Он мой вождь, он должен оказаться под Москвой первым.

– Пустой базар, – слегка покачнувшись, подытожила Петровна. – Короче, решай сам, парнишка. Нам тут пустое перетирать не с руки. Нас пацанва заждалась. Ну, указаний наших. А мы тут с тобой пустые разговоры разговариваем.

– Но вы за базар отвечаете? – строго спросил Богурджи.

– Век воли не видать, – авторитетно заверила его Кузьминична и быстрым мелким движением перекрестила свой рот.

– Без малого век землю топчем, – поддакнула Петровна.

– Это надо спрыснуть, – решил Богурджи и первым опрокинул в рот стопку водки.

То же незамедлительно проделали старухи.

Вскоре их бездыханные тела оттащили в будуар примадонны и уложили на розовые простыни.

А Богурджи, заказав у бармена еще бутылку, остался со штабными работниками обсуждать столь неожиданные перспективы в продвижении своей армии к Москве, которые открылись ему благодаря знакомству с сумасшедшими старухами в домашних тапочках...