Алексей Оутерицкий - Блондинка с загорелыми ногами (Скажи утке нет!)

Толстый мужчина в богатом парчовом халате, сидящий за стойкой пивной юрты, потянулся к магнитоле ВЭФ, неспешно покрутил ручку настройки, поймал ритмичную песню на английском языке, прикрыл глаза, вслушиваясь.

– Человек, кумыса! – зло повторил Бастурхан, но юртмен только небрежно отмахнулся, не глядя, и сделал музыку громче.

Бастурхан поднялся, твердой походкой прошел по залу с пустующими столами, остановился перед юртовой стойкой. Терпеливо дождался, пока юртмен не соизволил, наконец, открыть глаза и повернуть к нему голову.

– Чего тебе?

– Я вот не устаю удивляться, Тулен-Джерби, – начал издалека Бастурхан. – Казалось бы, мы получили одинаковое воспитание. Ты наш ровесник, ходил в одну школу вместе со мной, Таджибеком, Богурджи...

– И что?

– А то. Слушаешь музыку наших врагов. Столов, вон, понаставил, хотя монголы должны сидеть на полу. Кумыса в долг не даешь. И лучше бы ты зарядил песню нашу, монгольскую, заунывную, которую исполняют самые прекрасные девушки на свете, щечки которых пылают подобно лучам предзакатного солнца, уста которых напоминают свежесть утреннего сада, который...

– Мне нравится Бритни Спирс, – прервал его нахмурившийся юртмен. – И с каких пор американцы стали нашими врагами? Они присылают нам гуманитарную помощь в красивых коробках – просроченные конфеты, которые от долгого лежания не только ничуть не испортились, но даже приобрели приятный дополнительный вкус, компьютеры, которые после несложной починки еще вполне сносно работают. Еще они обещали поставить радар, который будет следить за воздушным пространством русских, а нам в качестве компенсации за его вредное излучение – бесплатно установить в каждую юрту по специальному монитору, чтобы мы тоже могли наблюдать за их самолетами... А за кумыс ты мне и без того задолжал. С тебя десять тугриков, – напомнил он.

– Тьфу на тебя, шайтан! – вспылил Бастурхан. – Я еще дождусь того часа, когда ты будешь кататься в пыли, моля меня о пощаде, я еще увижу, как выкипают твои жадные глаза под струей раскаленного серебра... Я прикажу нарезать ремней из твоей жирной спины, посыпать ее солью и оставить тебя подыхать в степи под жарким солнцем, подобно справедливо наказанной собаке, которая от жадности своей стянула кусок мяса у щедро кормившего ее хозяина...

Он вернулся к друзьям, но за стол не сел. Постоял, изучая сотрапезников мрачным взглядом, тяжело вздохнул.

– Я пошел, – хмуро сообщил он. – А вы подумайте над тем, что я говорил. Не уподобляйтесь нечестивцам, для которых ничего не значат светлые имена предков, нечестивцам, которым жажда наживы застила глаза, окутала пеленой разум, и они готовы содрать со своих соплеменников втридорога за паршивую пиалу кумыса... – Он покосился на Тулена-Джерби, ответившего ему невозмутимым взглядом заплывших жиром глаз. – И не тяните, не то как бы не оказалось поздно. Моему войску скоро потребуются ремни. Много ремней. О-о-очень много. И спины одного Тулена-Джерби может оказаться недостаточно.

– Совсем спятил, – спокойно прокомментировал его слова Таджибек, когда Бастурхан, гордо прошествовав к входному пологу, резко откинул ткань и покинул пивную юрту.

– Точно, – подтвердил Богурджи.

– Какое, прах его подери, войско?

– А про какие ремни он нам тут толковал? Угрожал, что ли... Ладно, давай опрокинем по последней сотке кумыса и разбежимся по юртам.

– Эй, Тулен-Джерби! – крикнул Таджибек. – А ну, плесни нам еще кумысу!

– Вы задолжали мне, как и ваш выживший из ума Бастурхан, – напомнил им юртмен. Он взял в руки фарфоровую пиалу для важных клиентов, внимательно просмотрел ее внутреннюю поверхность на свет, дыхнул, принялся тереть чистой тряпкой. – По пять тугриков с каждого. У меня записано.

– А ты представь, что не по пять тугриков с каждого, а десять тугриков с одного Богурджи, – вкрадчивым голосом предложил Таджибек. – А я вроде как ничего не должен и прошу в долг впервые. – Он успокаивающе положил руку на плечо взвившемуся было Богурджи и шепнул: – Молчи. Для нас сейчас главное – выманить у него по сто грамм кумыса.

– Э-э-э, нет, так не пойдет, Таджибек, – возразил, засмеявшись, Тулен-Джерби. – Вы должны мне по пять тугриков каждый, я хорошо помню. У меня записано. И пока не вернете все сполна, не будет вам больше кумысу. Хотя, если ты так просишь, могу приписать тебе еще пятерку.

Двое друзей вскочили, разъярившись, но тут же взяли себя в руки и подошли к юртовой стойке уже абсолютно спокойными. Остановившись напротив Тулена-Джерби, они долго смотрели на него немигающими глазами.

– Чего еще? – не выдержал тот.

– У тебя и впрямь жирная спина, – сообщил ему Богурджи.

– И что с того?

– Из ее кожи получится много хороших ремней для хороших воинов, – пояснил Таджибек медленно багровеющему юртмену.

– Твоя глотка скоро отведает раскаленного серебра, – сказал Богурджи.

– Ты будешь кататься в пыли, умоляя нас о пощаде, – сказал Таджибек.

– Ты позабудешь про Бритни Спирс, – сказал Богурджи.

– Мы научим тебя слушать заунывную монгольскую музыку, – сказал Таджибек.

Двое степенно поправили стеганые халаты, гордо прошествовали к пологу на выходе и с достоинством покинули юрту.

– Тьфу на вас! – бросил им вслед Тулен-Джерби. – Он рванул ворот халата, высвобождая вдруг вспотевшую шею, взял в руки очередную пиалу, посмотрел ее на свет, принялся тереть ее фарфоровые бока чистой тряпочкой...

Бастурхан добрел до своей юрты, двинулся вокруг и, зайдя с задней стороны, распахнул халат. Ударив звонкой струей по потемневшему брезентовому углу своего жилища, он какое-то время стоял, покачиваясь, закрыв от наслаждения глаза. Избавившись от излишков переработанного кумыса, он застегнулся и двинулся было к стороне, где находилось входное отверстие, но тут же остановился – что-то вдруг привлекло его внимание.

– Что за ерунда такая, – пробормотал он, пьяно щурясь на сине-фиолетовое пятно, возникшее в только что щедро орошенном им месте. Он нагнулся, рассматривая это подозрительное пятно, приблизил к нему нос... – Конечно, не дело брызгать на свой собственный дом, но ведь кругом ни одного столба. Да и то сказать, – сколько лет мочился, такого до сих пор не было, ткань просто пропитывалась солью и твердела... – Он присел на корточки, разглядывая отсыревший участок брезента с фиолетово-синим узором. Не удержавшись, еще раз втянул носом его приятный запах...

Улегшись спать на грубом войлоке, ворочаясь без сна, он проклинал жадного Тулена-Джерби, своих тупоголовых друзей, и все больше утверждался в собственной правоте. Пора действовать. Время пришло. Пора палить костры, точить ножи, запрягать коней и нестись, хватая ноздрями пьянящий ветер свободы. Пора...