Алексей Оутерицкий - Блондинка с загорелыми ногами (Скажи утке нет!)

– Во-о-он! – заорал взбешенный Бастурхан. Его лицо залилось уже столь густой краской, что Таджибек и Богурджи по-настоящему перепугались за его здоровье.

– Бастурхан, побереги себя, тебе нельзя волноваться! – почти в один голос выкрикнули они, в то время как Подберезовский, пользуясь моментом, ловким слаломом продравшись через охранников, угрем выскользнул из юрты. – У нас еще столько работы...

Пока испуганные слуги прикладывали ко лбу Повелителя холодный компресс и отпаивали его кумысом, двое друзей сидели на войлоке, едва слышно перешептываясь и бросая в его сторону сочувственные взгляды.

– Этот визирь когда-нибудь сведет его в могилу, – высказал опасение Таджибек.

– Он всех нас туда загонит, – с явственными нотками восхищения подтвердил Богурджи. – И еще спляшет над нашими костями «Хаву-Нагилу»...

– Продолжим, – наконец скомандовал слегка пришедший в себя Повелитель. По его знаку слуги наполнили пиалы кумысом и исчезли за внутренней матерчатой перегородкой. – Давайте вернемся к нашим баранам...

Заместители согласно кивнули и три пары глаз внимательно уставились на гостей.

– Откуда у вас информация, что мы выступаем на российские земли? – голосом, не сулящим ничего хорошего, спросил Таджибек. – Отвечать честно, не то...

– Мы это почувствовали, – ответил товарищ Берзинь.

– Это у нас здесь... – Товарищ Петерс приложил руку к груди.

– Мы всегда на стороне сильного, – сказал Берзинь.

– Мы ненавидим Россию, – сказал Петерс.

– Но почему? – подивился Бастурхан.

– Так исторически сложилось, – туманно пояснил товарищ Берзинь, являвшийся, очевидно, старшим. – Вы, кстати, тоже идете войной именно на нее.

– Я не иду войной, я даже не собираюсь ее объявлять, нам вообще чужда политика, – возразил Бастурхан. – Мы всего лишь заберем обратно принадлежащие монголам земли. А уж если нам вздумают оказать сопротивление... Вообще-то, сначала я собирался идти на Германию, – внезапно выдал он слегка устаревшую, но все же военную тайну, – да потом передумал. Моим воинам просто нужна богатая добыча, им безразлично, куда за ней идти, а по утверждению моего визиря, – тут его лицо невольно скривилось, – самая богатая добыча ждет нас на российской земле. Мне не нравится, когда к делу примешивается политика.

– Нам тоже не нравится, – поспешил заверить его товарищ Берзинь.

– Мы просто хотим насолить русским, – добавил товарищ Петерс.

– Разрешите нам подняться с коленей, – попросил товарищ Берзинь.

– У нас затекли ноги, – пояснил товарищ Петерс.

– Поднимайтесь... Разместите их на гостевом войлоке и принесите им кумыса! – крикнул Бастурхан, и мгновенно выбежавшие из-за полога люди захлопотали, размещая с трудом поднявшихся на ноги гостей.

– Мы не пьем кумыс. Нам бы пива, – сказал товарищ Берзинь. – Рижского или, на худой конец, цесисского.

– И серого горошка со шпеком, – добавил товарищ Петерс.

Бастурхану достаточно было кинуть на гостей один взгляд и пива с горошком им тут же расхотелось.

– Хороший напиток! – похвалил, отхлебнув кумыса, товарищ Берзинь.

– И полезный! – давясь, подтвердил товарищ Петерс...

– Неплохие вы ребята, но по части питья – слабаки, – резюмировал через час Бастурхан, когда гостей безнадежно развезло от кумыса.

– Мы... по пиву зато... большие мастаки, – заплетающимся языком возразил товарищ Берзинь. – И в танцах нам нет равных. Всей страной пляшем.

– К кумысу мы непривычны, – подтвердил Петерс. – Слишком, зараза, крепок. Хотя эти русские и приучили нас к водке...

Трое соратников рассмеялись.

– Хорошо, – принялся подводить итог состоявшемуся разговору Бастурхан. – Я включу ваш отряд в свое войско, но не в качестве самостоятельной единицы, как вы просили. Скорее всего, вы попадете в подчинение к одному из моих военачальников. – Он кивнул в сторону Таджибека и Богурджи. – Также вам придется расстаться со своей старой формой. – Теперь он кивнул в сторону шинелей, аккуратно сложенных рядом с гостевым войлоком – гости сняли их после первой же принятой на грудь пиалы. – Оденете общую для всех форму.

– Форму? Но до сих пор я видел только облаченных в разномастное рванье людей, – подивился товарищ Берзинь. – Извините, конечно, за откровенность.

– Форму моя армия наденет непосредственно перед выступлением, – пояснил Бастурхан. – Нечего трепать ее попусту на учениях.

– Но мы привыкли к своим шинелям, – грустно, словно прощаясь с таковыми, произнес товарищ Петерс, – они нам дороги как память. Это шинели наших отцов и дедов.

– Придется сменить, – твердо повторил Бастурхан. – В моем войске железная дисциплина и единая для всех форма.

– А что это за форма? – с интересом спросил товарищ Берзинь.

– Зэковские телогрейки российского производства, – не в силах удержаться от хвастовства, нарушил субординацию, вклинившись в разговор, Богурджи.

– О! – только и нашли что сказать в один голос пораженные латыши.

– И еще в моей армии вооружение установленного образца, также единое для всех, – продолжил, недовольно посмотрев на встрявшего товарища, Бастурхан. – Поэтому со «Шмайссерами» вам придется расстаться. Даже если ими воевали ваши деды.

– Нам выдадут бейсбольные биты? – предположил Берзинь. – Их я видел у некоторых из ваших людей, – пояснил он поднявшему брови Повелителю.

– «Панчи» французской фирмы «Манурин», стреляющие здоровенными резиновыми пулями, – с гордостью возразил Таджибек и посмотрел на Повелителя виновато: – Извини, не сдержался.

– Экологически чистое оружие, – с не меньшей гордостью добавил Богурджи.

Латыши переглянулись.

– А техника для передвижения? – с кислой миной спросил товарищ Берзинь. – Тоже единая для всех? Пересадите нас на мотоциклы «Урал»?

– Здесь я могу пойти на небольшую уступку, – неожиданно проявил великодушие Бастурхан. – Можете продолжать кататься на своих мопедах. Возможно, они тоже дороги вам как память.

Повелитель первым поднял емкость с кумысом, выразительно обвел взглядом друзей и разместившихся рядом, на гостевом войлоке, латышей. Все потянулись к своим пиалам, поняв, что пора закрепить предварительное словесное соглашение конкретным делом. Великая монгольская орда пополнилась преданными воинами...

Глава 27. Олигарх. Монголы

Проснувшийся ночью Подберезовский некоторое время лежал неподвижно, пытаясь понять, почему ему так холодно и почему он лежит на чем-то жестком, в то время как привык спать на мягких пуховых перинах. Протянув руку куда-то во тьму, олигарх несколько раз смял воздух пальцами, но веревочку, за которую следовало дернуть, чтобы включить торшер, найти не удалось. Предположив, что он пребывает в гостинице, Подберезовский протянул другую руку в другую сторону, но кнопка вызова горничной также отсутствовала, равно как и стена, на которой она должна была размещаться.