Алексей Оутерицкий - Блондинка с загорелыми ногами (Скажи утке нет!)

– Да, я знаю, – стараясь скрыть удивление, сказал мужчина, – похоже, инвестор нас определенно подставил и все это, возможно, было подстроено нашими конкурентами, но… но при чем здесь я? Это работа юридического отдела, они, насколько я знаю, уже готовят исковое заявление в суд, чтобы опротестовать некоторые детали контракта, который…

– Да-да, конечно. Только, вы сами прекрасно знаете, даже если мы в итоге выиграем дело в суде, это произойдет, когда фирма будет уже фактически разорена. В связи с этим… Виктор Степанович… – голос директора прозвучал настолько просительно, едва ли не жалобно, что мужчина просто ушам не поверил. Он посмотрел на жену и та ответила ему таким же недоуменным взглядом. – Не могли бы вы как-то посодействовать, чтобы…

– Простите? – не выдержал мужчина затянувшейся паузы. – Алло, Абрам Борисович! Абрам Борисович, извините, но чем я могу помочь фирме в данной ситуации?

– Не могли бы вы попросить Алевтину Кузьминичну…

Теперь своим ушам не поверила Надежда.

– Откуда он знает, как зовут мою маму… – шепотом начала она, но муж приложил палец к губам.

– Не могли бы вы попросить Алевтину Кузьминичну, чтобы она посодействовала в решении этого вопроса, – прекратил наконец мямлить директор. – Я прошу вас замолвить за меня словечко и спросить уважаемую Алевтину Кузьминичну, не возьмется ли она за это дело. И, разумеется, она вправе назначить любой, в рамках разумного, процент за благоприятное для нас решение проблемы.

– Попросить Алевтину Кузьминичну? – недоверчиво переспросил окончательно ошарашенный мужчина. – Но каким образом она может посодействовать в решении вопроса, который не может уладить даже…

– Виктор Степанович! – По неожиданно прозвучавшим игривым ноткам в голосе Абрама Борисовича чувствовалось, что происходи разговор не по телефону, он непременно погрозил бы шутливо собеседнику пальцем. – Ну зачем вы… Всем известно, что Алевтина Кузьминична уважаемая воровка в законе, и что стоит ей только сказать слово… Простите, Виктор Степанович, вы меня еще слушаете?

Мужчина бросился к жене. Закатив глаза и беззвучно шевеля губами, та медленно съезжала по стене.

– Извините, я вам потом перезвоню! – крикнул он и, нажав кнопку отбоя, принялся набирать службу скорой помощи. – Господи, да какой там у них номер!

В коридор выскочила дочка. Моментально оценив обстановку, она бросилась к аптечке за нашатырем. Сунув пузырек в руку растерянного родителя, она тут же умчалась на кухню. Через несколько секунд пришедшая в себя мать жадно пила принесенную дочкой воду, не замечая, что ее зубы стучат о стакан, а большая часть воды льется на халат. Затем она некоторое время еще сидела на полу, прислонившись спиной к стене и бессмысленно глядя на дочку, затем ее лицо наконец слегка порозовело, а губы опять беззвучно зашевелились.

– Ты что-то сказала? – Испытывая облегчение, муж осторожно помог ей подняться на ноги, потом повел, заботливо поддерживая, на кухню.

– Она спрашивает, остался ли у нас коньяк, – бойко перевела мычание матери Машенька. – Родители, вы опять меня удивляете. Вы чего так разволновались? Что, впервые слышите, что наша бабуля – главная хранительница городского общака?

Судя по опять побледневшему лицу Надежды, оставшегося после праздника коньяка явно могло не хватить – типичная проблема для непьющих интеллигентских семей…

Глава 36. Экс-президент. Монголы

Бойцы одного из разведывательных подразделений армии Бастурхана выехали в чистое поле и остановились. Два десятка пропыленных монгольских воинов заглушили моторы мотоциклов, достали бинокли и какое-то время внимательно оглядывали открывшееся перед ними бескрайнее пространство в поисках возможных сюрпризов.

– Все чисто, – сказал, наконец, старший отряда, – возвращаемся к своим. Доложим, что дорога на Свердловск открыта. Не думал я, что русские сдадут город без боя. По идее, они должны были организовать оборону именно здесь. Однако, если они столь трусливы или беспечны… – Он снял с плеча офицерскую полевую сумку советского образца, извлек из нее карту, развернул ее на баке мотоцикла и принялся задумчиво водить карандашом по покрытой разноцветными значками поверхности бумаги.

– Там кто-то есть! – внезапно воскликнул Сулумбек. Храбрый воин, особо отличившийся в боях под Керчью, в одиночку пленивший десятерых омоновцев – приведший их из разведки на длинном аркане, гуськом, со связанными за спиной руками, – он пользовался среди товарищей заслуженным авторитетом. Сулумбек опустил бинокль и посмотрел на оторвавшегося от изучения карты командира. – Какой-то человек. Кажется, сидит.

– Что может сделать один человек, – пробормотал тот. – Один в поле не воин.

– Не скажи, – покачал головой Сулумбек. – Разреши, я съезжу, проверю.

– Погоди, – сказал старший. Он опять приложился глазами к окулярам и некоторое время пристально вглядывался в указанном своим подчиненным направлении. – Ага, вижу, – наконец сказал он. – А ты глазастый…

Воин смущенно зарделся.

– Так разреши, я…

– Поедем вместе, – решил командир.

Двадцать мотоциклов одновременно взревели моторами…

– Эй, ты кто! – крикнул старший. Группа остановилась, не доехав до подозрительного человека метров пятнадцать. Незнакомец сидел на стуле посреди бескрайнего поля, откинувшись на спинку и надвинув на глаза синий рабочий подшлемник тоже советского производства – такими, практичными и удобными, была укомплектована и часть монгольской армии. Ноги в растоптанных кроссовках он вытянул вперед и имел праздный вид отдыхающего человека. Возле стула валялся рюкзак, а поодаль – огромный рекламный щит на железной трубе. Что было нарисовано на щите, видно не было, поскольку щит валялся рабочей частью вниз. – Эй, слышишь!

Человек ленивым движением сдвинул с глаз подшлемник, подобрался, уперся ладонями в колени и стал изучать монголов ничего не выражающим взглядом.

– С тобой разговаривают, собака! – не выдержав, грозно выкрикнул один из воинов, молодой широкоплечий монгол со сломанным носом.

Старший знаком велел ему молчать и повторил:

– Ты кто?

– Просто сижу, – наконец сказал человек. Он встал и с наслаждением потянулся. Монголы, увидев его во весь рост, возбужденно загомонили. Чаще всего звучало слово «батыр». Размяв кости, кряжистый человек опять утвердился задом на стуле и опять принялся смотреть на монголов безразличным взглядом.

– Командир, позволь, я его расстреляю, – сказал монгол со сломанным носом. Он снял с плеча мощный «Моссберг 500», заряженный увесистыми резиновыми пулями, но старший сделал знак «отставить».

– Ты мешаешь проезду! – крикнул он. Человек промолчал и он крикнул еще раз: – Ты мешаешь победоносному маршу Великой монгольской армии! Ты должен уйти!