Леонид Ленч - С точки зрения реализма

— Сказал? — спросил Топор, криво усмехаясь.

— Сказал!

— Ну, как она?

— Ничуть не огорчилась. Во всяком случае виду не подала. Сказала, что так и думала про свои стихи — ну, что они плохие и что ей нужно работать над собой, учиться и так далее. Подумала, вздохнула и прибавила: «Ничего, что стихи у меня пока плохие, зато сады будут хорошие. Что же, говорит, делать — настоящие поэты к нам на целину редко приезжают, а без стихов там никак нельзя, вот и приходится сочинять стихи на месте самим». И, знаешь, как-то неловко мне сделалось после ее слов! Уж очень действительно наша братия обленилась, тяжела стала на подъем!..

Все так же криво усмехаясь, Топоренко спросил:

— Это ты о ее стихах пишешь рецензию?

— Нет, — ответит поэт, — я пишу заявление директору, прошу отпуск! — Он томно потянулся. — Устал я, Топорище, чертовски, сидя в этой коптилке. Надо проветриться, подышать жизнью.

— Уж не собираешься ли ты махнуть на Алтай?

— На Алтай, в Казахстан, еще куда-нибудь. Не могу я больше здесь сидеть. Надоело!

— Вот если написать рассказ, — помолчав, задумчиво сказал Топоренко, — о том, как в наше издательство на минутку заглянула Весна и как расчувствовались два пожилых сухаря, да закончить его твоим отъездом, то критики обязательно скажут: это банально, схематично и… как там еще?

— Тебе лучше знать! — огрызнулся поэт. — Ты — критик, а не я.

И, энергично потушив в пепельнице недокуренную сигарету, он размашисто подписал свое заявление.

1955

Леса здесь густы, непроходимы, прекрасны; снега безбрежны и чисты сахарной, голубоватой, нетронутой белизной.

В лесах много всякого зверья; бродят и волки. Едешь вечером со станции, а конь тревожится, прядает ушами, бежит шибко, срываясь на скок, — чует зверя.

Здесь — Русь вековая!

Деревня называется Темкино. Колхозники в Темкине живут хорошо, в достатке. У них свой клуб, библиотека, школа, родильный дом и своя гидростанция. Гидростанцией заведует Кузьма Иванович Широков, молодой, лобастый, чуть угрюмый парень. Он инвалид, правая нога у него не сгибается в коленном суставе.

Во время войны старшина второй статьи Кузьма Широков служил комендором на корабле, и тогда за храбрость и воинское мастерство его звали «бог огня». После ранения Широкову дали чистую. Маленький кусочек крупповской стали — осколок от бомбы с «Юнкерса» — не только повредил ему ногу, но и убил его мечту о бессрочной морской службе.

В деревне Кузьма Широков первое время сильно тосковал по кораблю, по боевым дружкам, потам взял себя в руки, пошел к председателю колхоза — степенному, серьезному Игнату Савельевичу — и попросил дела.

Тот сказал:

— Вы, моряки, народ толковый, грамотный, мастера на все руки. Иди на гидростанцию, а то Степанов уезжает учиться.

— Так ведь я, Игнат Савельевич, слабовато в этом деле разбираюсь.

— Ничего, ты же артиллерист, значит должен в технике разбираться. Научишься! Был на флоте «богом огня», а у нас станешь «богом света». Действуй.

Кузьма Широков начал действовать. Съездил в город, накупил книжек, учебников по электричеству, засиживался над ними до глубокой ночи. И незаметно для самого себя овладел новой профессией.

…Вечер. Уже зажглись звезды на темкинском тихом небе. От реки тянет теплой сыростью. Деловито шумит падающая на лопасти турбины вода. В помещении гидростанции — образцовый порядок, строгая, корабельная чистота.

Посматривая на приборы, похаживает взад-вперед, опираясь на палочку, Кузьма Широков, и кажется ему, что идет он на родном корабле по ночному неспокойному морю в далекий опасный поход.

Он выходит на улицу покурить. В окнах деревенских изб уже горят веселые, неугомонные огоньки. На скотном дворе, беспокоясь, мычат коровы.

Широков смотрит на часики-браслет.

— Опять опаздывают, чертенята!

По одному, по два, а то и целой стайкой приходят на гидростанцию деревенские ребятишки — белоголовые, лобастые, как сам Широков, темкинские Ванюшки, Сережки и Гришутки.

Широков встречает их боцманской воркотней:

— Пистолеты вы, а не будущие моряки! На четверть часа опоздали на занятия. Это как называется по уставу морской службы?

«Пистолеты» оправдываются нестройным хором:

— У нас матка с хлебами завозилась!

— А меня отец в кузницы посылал!

— Я ногу занозил, насилу вытащил занозу — во какая!..

— Хватит! Тихо! — командует Широков. — Сегодня я вам расскажу про артиллерийское вооружение корабля, про систему управления огнем…

Говорит Широков увлекательно, интересно. Говорит и видит перед собой гордую громаду родного корабля, свою башню, свое орудие.

«Пистолеты» слушают его, как зачарованные. Все они, конечно, решили идти во флот, когда подойдет призыв, хотя никогда никто в жизни не видел моря.

А в конце декабря, когда Темкино утопает в снегах, бывший старшина второй статьи Кузьма Широков садится сочинять рапорт командиру корабля, на котором когда-то служил, о своей работе за год.

Пишет он не совсем по форме — отвык. Сначала поздравляет командира и всех товарищей с Новым годом и желает успехов в боевой учебе. Потом сообщает о делах темкинского колхоза, о работе гидростанции, о кружке по изучению морского дела, который он организовал для темкинских «пистолетов».

Отправив рапорт, Кузьма Широков трепетно ждет ответа.

Все эти дни он ходит сумрачный, неспокойный, сердитый. А вдруг забыли на корабле про бывшего своего «бога огня»?!

Жену, которая пытается его успокоить, он резко обрывает:

— Не суйся не в свое дело!..

Ответная телеграмма командира приходит всегда точно — 31 декабря. Ее приносит на гидростанцию письмоносец Маруся Моркалева, румяная, как елочная принцесса, девушка в городском нарядном берете и в валенках.

— Распишитесь, Кузьма Иванович! — заявляет она торжественно. — Вам! С корабля!

Хмурясь и делая вид, что ничего особенного в этой телеграмме он не видит, сдерживая дрожь в пальцах, Кузьма Широков накрывает телеграмму и читает напечатанные и а машинке строки:

«Поздравляю с Новым годом, желаю здоровья, благодарю за службу. Капитан 2 ранга Соловьев».

Сердце у Широкова бьется часто-часто.

…Новый год он обычно встречает вместе со всеми знатными людьми колхоза у председателя — Игната Савельевича. Первый тост поднимают за родину, потом за колхозное Темкино. А потом Кузьма Широков предлагает выпить за родной флот. Полеводы и животноводы встают и чокаются с Кузьмой Широковым, одетым по случаю праздника в полную морскую форму.

Слегка захмелев, бывший старшина второй статьи показывает Игнату Савельевичу полученную с корабля телеграмму и говорит: