Ольга Ефимова-Соколова - Марсиановка

Как-то по весне обуяла меня жажда деятельности. Кругом все из земли прёт, запахи стоят – закачаешься. Даже Маруська ходит задумчивая, на меня поглядывает. Чуть отвернусь, она уже жмется, да руками шарит. Что за мода? Помню, в детстве кошка была, так каждую весну бешеная носилась. Приходилось ее холодной водой из ведра окатывать, чтоб не маялась. Маруську мне обливать жаль, но она хоть не орет под окнами.

Спрятался я от Маруськи в сарай, подремать спокойно, а под подушкой журнальчик пожелтевший нашел. А там дед один на арбузе, как на тракторе верхом, стоит. Вглядывался я в подпись. И решил, чем я хуже того ученого, надо и мне селекционером заделаться.

Выбрался я в огород, из дома как раз запах борща идет – моя пампушечка к обеду готовится. У меня аж слюнки потекли, но я сдерживаюсь, грядки разглядываю. Здесь кактусы озимые вылезли. «А что, – думаю, – если скрестить их с картошкой? Будет и первое, и десерт». И такая меня гордость обуяла, ведь никто до меня не додумался! Это ж какая слава по всей Марисиановке пойдет! Может и из портала опыт перенимать приедут».

Не выдержал я – побежал домой радостью поделиться. А Маруська меня на смех подняла.

– Где это видано, – говорит, – чтобы картошка на кактусах росла?

– Дура ты невиданная! У меня картошка под землей расти будет, на корнях, а на стеблях – кактусовые плоды.

– Так ведь, если картошку выкопаем, то и кактус погибнет.

– Ничего ты в селекции не смыслишь, и мою идею на корню погубить хочешь!

Обиделся я и, пользуясь случаем, перетащил свое одеяло в сарай. Чтоб никто размышлять не мешал.

Долго я журнальчик разглядывал, а когда надоело, то засунул обратно под подушку и заснул на нем – авось умные мысли сами в голову придут.

Ночью чувствую, будто кто меня обыскивает. Неужто соседи про мою идею разузнали и за журналом пришли? Я хлоп по руке, а это Маруська. Аж слезы у нее из глаз брызнули. Пожалел я ее, глупенькую, разрешил рядом пристроиться, так до утра мне не до селекции было.

Утром под мирный храп моей благоверной я в огород и давай глазок от картошки в разрез на кактусе всовывать. Обмотал тряпочкой, как еще моя бабушка делала, и стал ждать.

День жду, другой жду, вижу, мой гибрид загибаться начал. Решился я на крайние меры – смотался через портал в прошлое, взял у бабушки водички заговоренной. Она мне всегда на раны лила – их вмиг, как канатом, стягивало. Побрызгал я кактус хорошенько. Маруська смеется:

– Лучше б уксусом побрызгал, сразу в салат можно резать было бы. Загнется у тебя от воды кактус!

– Картошка ему загнуться не даст! Спорим на массаж? Думаешь, моя бабушка просто так к индейцам Майя учиться ездила?

Поспорили, а разбить соседского макака пригласили. Он уже приличным стал – в первый класс поступил. Маруська ему всегда то конфетку, то яблочко сунет. А он вежливо так кивает – весь в учителя. Он у них филиппинец, с застрявшего в портале лайнера сбежал.

Как прослышали в Марсиановке про мой эксперимент, каждый день стали захаживать – интересоваться. Даже копы из будущего еще чаще на бизнес-ланч заруливают. Нравится им на Маруську с борщом смотреть, а тут еще и диковинка – «Кактошка». Так я свой гибрид прозвал.

Народ уже пари заключать стал. Половина деревни считает, что у меня ничего не получится, а половина уже на кактошку заказы делает.

Однажды чуть метеоритным дождем мою диковинку не побило. Я как раз из портала выскочил, надо было в будущем о продаже кактошки договориться. А тут Маруська с ружьем бежит.

– Метеорит чуть в твою картошку не ударил! – страшно так орет. Аж халат на груди разошелся. Ну, мне разглядывать некогда было. Выхватил я у нее ружье и давай по метеорам из ружья шпарить. Мы так всегда их в воздухе сбиваем. Велел Маруське в бункере схорониться. Вдруг какой в воздухе не сгорит. А Маруська у меня бешеная:

– Погибать – так вместе! – и в дом метнулась. За зонтиком. Был у нас такой зонт, подарок моей благоверной от одного пилота. Он такое силовое поле развивает – кирпичом не пробьешь.

Бегает она за мной с зонтиком, а я из ружья палю. Насилу отбил атаку космическую. Упали мы с Маруськой под кактошкой, она тогда уже в наш рост вымахала и видим: что за чудо – вылезли на кактусовом стволе фиолетовые сливы.

– Что ж это такое, – говорю, – придется мне гибрид в «СливАтус» переименовывать?!

– А мне нравится, – отвечает Маруська и к сливе тянется.

Хвать одну и в рот. Не успел я ее остановить. А она глаза выпучила и сливу так далеко послала, будто в космос запустить собиралась. Как отплевалась, говорит:

– Сам такую горькую гадость ешь, а меня лучше сразу скорпионам скорми.

Не оценила Маруська мое изобретение. Набрал я ведро слив и к бабушке в прошлое от греха подальше отправил. Пока соседи не прознали, какие моя благородная кактошка плоды дает. А бабуля обрадовалась – сделала из них сливовку и бутылочку мне на день рождения подарила.

Решил я свой день рождения тихо отметить, в постели с женой. Тем более, что спор наш никто не выиграл, а Маруська в честь праздника обещала массаж сделать. Запаслись мы едой, ставни позакрывали и устроились. А тут стук в дверь – соседи с макаком поздравить пришли. Пришлось спешно одеваться, на стол накрывать. Благо у нас в погребе разносолов на триста шестьдесят пять праздников хватит.

Макак взялся помогать – из погреба подает, а Маруська наклоняется да на стол ставит. Мы с соседом аж загляделись, пока соседка помогать не бросилась, оттеснив Маруську на кухню.

Только расселись, Маруська всем кактусовочки разлила – Мироныч заявился. Это наш сталкер – он все время из портала разные диковинки таскает. Вот и в этот раз принес мне стабилайзер. Что делать с ним непонятно, но от подарочка отказываться невежливо. Взял я его и в шкаф положил. А там как раз моя сливовочка стоит. Пробовать я ее один не решался, а тут в компании очень даже можно. Предложил всем по стопочке. Соседи понюхали – сразу домой засобирались. Мироныч пригубил и так побагровел, что пришлось его кактусовкой отпаивать. Один макак нюхает и глаза закрывает. А потом как начал по шторам, да по потолку бегать, насилу с люстры его вниз сманили. Прижался он к Маруське и ну обниматься. Та аж засмущалась.

Оторвал я макака от Маруськиной груди и отдал родителям. Пусть воспитывают. Так мы и посидели душевненько, да недолго. Даже песни не попели…

Как остались мы вдвоем, я Маруське пожаловался, а она на стол облокотилась, щеку рукой подперла и затянула: «Ой, цветет калина…» – это ее любимая. И так у нее жалостливо получается, так за душу берет, что аж захотелось мне ее от беды избавить.

Растрогался я и сам не заметил, как к сливовочке потянулся. Она ближе всего ко мне стояла. Выпил я и не поморщился. Нос-то у меня заложен был, а на вкус ничего особенного – не серная кислота, пить можно. Выпил я стопочку и ничего дальше не чувствую. Только слышу, как Маруська со стола убирать стала, а потом меня в кровать перетянула.