Анатолий Горло - Храм Диониса

— Вопрос к родителям! — Хари поднял руку. — А этому домику можно приделать колеса?

— Это как же? — не поняла мать.

— А просто: продать дом и купить машину!

— Я тебе дам машину! — пригрозила мать.

Будто этого и ждал Хари, поднялся и громко объявил:

— Тогда я пас! Добровольно снимаю свою кандидатуру на должность верховного жреца храма Диониса в пользу своих старших братьев!

Отвесив каждому из них по изящному поклону Хари пересел к Зине.

— Терпеть не могу недвижимого имущества, — шепнул он ей.

— Ну и дурень, — сказала девушка.

— Какой рыцарский жест! — крикнула ему через стол Анжелика.

Георге залпом осушил свой бокал и обратился к отцу:

— Но почему вы нас не спросили? А вдруг никто не вернется?

Вместо отца, который мрачнел с каждой минутой, ответила мать:

— Потому, Гицэ, и не спросили. Город он, как омут, к себе притягивает. А теперь дом готов и хочешь не хочешь, а жить в нем надо.

— Вот и живите себе на здоровье, — вставил Федор.

— Как говорится, в свое удовольствие, — подхватил Хари.

— Поздно, сынки, — сказала мать, — да и в семьдесят лет какое там удовольствие!

Раздался грохот, зазвенела посуда: это мош Дионис стукнул кулаком по столу. В каса маре наступила неловкая тишина.

— Это что ж такое получается? — медленно произнес отец. — Вместо того, чтобы услышать сыновье спасибо…

— Дзенькуе, спасибо, мулцумеск! — послышалось в дверях.

На пороге стоял стриженный ежиком блондин и благодарил Ионела. В одной руке он держал пакет, другой прижимал ко лбу мокрый платок.

— Идите, я сейчас, — сказал Ионел и скрылся за дверью.

Блондин шагнул в комнату:

— Дзень добры! Кто властитель тего дому?

Поскольку в доме наступило временное междувластие, никто не отозвался. Блондин с любопытством смотрел на гостей, те на него. Вспомнив заученную фразу, он произнес по слогам:

— Чине-естем-Дионис-Калалб?

— Ey сынт, — поднялся мош Дионис.

Блондин шагнул к нему и, крепко пожав руку, заговорил по-польски:

— Очень рад познакомиться с вами, пан Дионис? Извините, я очень спешу, мы опаздываем на самолет, поэтому постараюсь быть предельно кратким. Меня зовут Кшиштоф Цыган, я живу и работаю в Ханьске, являюсь членом общества польско-советской дружбы…

Мош Дионис кивал, хотя, разумеется, не понимал ни слова.

— Узнав, что я еду по туристической путевке в Молдавию и что мой маршрут проходит мимо вашего села, правление общества попросило меня разыскать вас и передать вот это, — он протянул старику пакет. — Это касается памяти вашего сына, Архипа Калалба.

Услышав имя своего сына, мош Дионис понял все. Он взял пакет и обвел гостей невидящим взором:

— Архип наш! нашелся.

В каса маре поднялся шум. Пакет был моментально вскрыт. Там оказалось несколько снимков и письмо на польском языке. Снимки пошли по рукам. Они были сделаны у обелиска советским воинам почетный караул польских пионеров… возложение венков… список погибших воинов, высеченный в граните. Вверху увеличенный снимок одной из фамилий «КАЛАЛБ А. Д. 1922 — 1945»…

— Вот и Архипушка явился на новоселье! — тоненько заголосила тетушка Лизавета.

Братья Калалбы обступили блондина, стали жать ему руки, приглашать к столу. Тот упорно отказывался, показывая на часы.

— А что у вас со лбом? — спросил Георге.

— Ниц, — отмахнулся тот, но руку со лба не убирал.

— Извините, товарищи! — на пороге возникла девушка-гид. — Кшыштоф, нам пора!

Мимо нее в каса маре проскользнули Ионел и Аурел с фотоаппаратом.

Хари поцеловал руку гиду:

— О, нам как раз нужна ваша помощь! Переведите, пожалуйста, письмо.

— Товарищи, — взмолилась гид, — у нас совершенно нет времени! Мы опаздываем на самолет!

Оттесняя ее от дверей, в комнату с шумом ввалились остальные туристы и туристки. Кто-то из низе радостно объявил:

— В нашем аутокаже цось навалило!

— Ничего что навалились, — сказал мош Дионис,. — прошу всех к столу!

Через пару минут в каса маре царила теплая дружественная атмосфера, какая бывает на дипломатических приемах. Все быстро перезнакомились и стояли небольшими группами, чокаясь и закусывая.

Тетушка Лизавета кормила с ложечки баклажанной икрой полячку. Руки у той были заняты: прислонив к спине своего земляка блокнот, она записывала рецепт, который диктовала хозяйка:

— Главное — хорошенько измельчить мякоть. Почему в столовых так невкусно кормят? Потому что лень-матушка. Потом взять три луковицы…

Окруженный со всех сторон молоденькими туристками, красавец Хари едва успевал отвечать на все

вопросы.

— Препрашам пана, як длуго будовали тен дом?

— Этот дом? За одну ночь отгрохали, сбудовали то есть!

— Як за едну ноц?!

— Днем у нас невозможно работать, — объяснил Хари, — жара, как в пампасах!

— Езус Мария!

— Правда, — допытывалась другая, — же молдавске пшодкове жимске каторжники?

— Наши пращуры? — Хари на секунду задумался. — Скорее, милая пани, ссыльные поэты. Овидий здесь, срок тянул, отбывал то есть, Пушкин и другие. Это не могло не отразиться на нашей наследственности. По статистике у нас больше поэтов на душу населения, чем в Парагвае, Уругвае и Сьерра Леоне, вместе взятых. Мой брат, к примеру, — кивнул он в сторону Георге, — уже выпустил седьмую книгу стихов…

Туристки разом повернулись к Георге, который сдержанно улыбнулся.

— …хотя, — продолжал Хари, — работает простым скотником на свиноферме!

К пану Кшыштофу Цыгану, которой продолжал держаться за лоб, приставал охмелевший Филипп:

— Вот ты скажи, Вшысто… Кшысто…

— Кшыштоф. Кшыштоф Цыган.

— А, цыган! Это хорошо! Вот и скажи мне, цыганская твоя душа, отчего от сухого вина голова ничего, а от вермута раскалывается?

— Разбавлять тшеба, пан Филипп. То значы взяць чверть стакану вермута…

— Не дадут, — перебил Филипп.

— Цо не дадут?

— Четверть стакана не дадут, из буфета выгонят. Скажут, нет денег — дуй домой!…

А рядом с ними румяный турист, уминая торт с клубничным вареньем, говорил бывшему подводнику:

— Мы трускавки… клубники экспортуемы. Цала Еуропа наше трускавки консумуе, пальцы лиже…

И он показал, как Европа облизывает пальцы после польской клубники.

— А мы, — говорил подводник, — насосы в тридцать стран экспортируем. Помпы, понимаешь?

— А, помпы! — заулыбался турист. — Молдавия мала, але любит вельком помпэ!

Гид переводила с польского текст письма:

— Жителю села Старые Чукурены пану Д. Калалбу. Копия директору музея истории села пану И. Кожокару. На ваш запрос сообщаем, что сержант Красной Армии Калалб Архип Дионисович, 1922 года рождения, пал смертью храбрых 14 января 1945 года в боях за освобождение города Ханьска от немецко-фашистских захватчиков. Светлая память о нем навсегда сохранится в сердцах жителей нашего города. Подпись, все.