Анна Кимова - Паблик [Публичная]

– То есть ты мне предлагаешь называть тебя Еленой Платоновной? И что, даже по старой дружбе исключения не сделаешь?

– Сделаю. Тебе позволено называть меня просто Еленой Маяковской. Или Еленой.

Он улыбнулся шире.

– Что ж, я это запомню. И обязательно зачту тебе как-нибудь, когда будет удобный случай.

– Уж не забудь. Так я присяду?

Он медленно опустил веки, а затем так же медленно поднял их снова.

– Так и хочется пригласить тебя ко мне на коленки, но ты, вероятно, по делу. А жаль!

– Ага, – сказала я, садясь в кресло напротив него.

– Ага – по делу, или ага – жаль?

Я заглянула в самые дебри его глаз и, немного помолчав, сказала:

– Что-то в воздухе запахло сказкой… Игорь Константинович, выключайте мылодраму, она уже три года как перестала со мной работать.

Игорь рассмеялся, а затем резко посерьезнел.

– Просто, Еленочка, ты стала слишком взрослой. Излишне солидной. Куда деваться бедному мужику, если он в твоем присутствии только об одном и думает, как бы не оплошать.

– Может, Игорь Константинович, это вам только кажется? Зачем судить обо всех мужиках по себе?

– Причем здесь я, мой котик. Это всего лишь общая картина. Набросал тебе ее для лучшего понимания. В порядке бесплатной консультации. Как в старые добрые времена, так сказать. Меня ведь никогда не покидает чувство сопричастности к жизням тех, кого я когда-то вскормил.

– Ой, как приятно! А я думала, ты скажешь: «кого я когда-то отымел».

– Фу, как грубо! Ты же знаешь, милок, я на дух не перевариваю топорной работы. Оттого мы с тобой и разошлись.

– Я думала, что мы с тобой разошлись оттого, что я для тебя стала слишком стара. Твоя категория – до девятнадцати и младше. А уж двадцать пять плюс так вообще для тебя унизительно.

– Что ты, зайчик, дело не в этом. До девятнадцати и младше – это, конечно, всегда приятно. Но в случае с тобой я бы вполне мог и исключение сделать. Подобное ведь тянется к подобному. Просто ты переросла все границы. А это не располагает ни к флирту, ни к чему-то более приятному. Мылодрама, как ты выразилась, работает с тобой теперь только в одной форме – ожидания, когда тебе намылят шею. Это не то, к чему мужик стремится в жизни, пойми. Даже если он полный кретин. А я к их числу никогда не относился.

Теперь он смотрел без намека на интерес. На меня был устремлен циничный взгляд человека, который включил хронометр, отсчитывающий отведенные на мой визит секунды. Когда они истекут, Игорь без тени сомнения закроет за мной дверь. Настало время действовать. У меня в запасе был только один выстрел, которым я должна была угодить прямиком в циферблат. Только если секундомер остановится, я смогу включить свой счетчик. Или – проигрыш. Раз и навсегда. Лена, прекращай мечтать о нем, он вычеркнул тебя из своей жизни. Значит, ты тоже должна это сделать.

– Скажи мне, Игорь, я когда-нибудь заходила на твою территорию?

В его глазах мелькнула искра задора, бровь слегка дернулась, но в следующую секунду эмоции уже были стерты.

– Ты для этого слишком умна. А ум в тебе все же превалирует над нахрапом. По крайней мере, до сих пор превалировал.

– Ты – мастер не отвечать на поставленные вопросы. Но тебе придется ответить.

– Не бери меня на пушку, рыбка. Боеприпасов не хватит.

– Зачем мне это? Сам ведь знаешь, что пушка – не главное оружие. Так все же ответь.

– Хорошо. Я не против, если ты решишь, что мы играем по твоим правилам. Нет, солнышко, ты никогда не заходила на мою территорию. Потому что прекрасно знаешь, что делать это – себе дороже.

– Хорошо, что ты признал этот маленький ничего не значащий фактик. Итак, я на твою – не заходила. Тогда почему ты заходишь на мою?

Он сделал недоуменный вид.

– О чем ты, ласточка? В этом болоте есть что-то твое?

– Да, Игорь, и ты это прекрасно знаешь.

– Как я могу знать то, чего нет. Это, радость, все твои иллюзии.

– Так вот о нахрапе… Ты же меня знаешь. Лучше, чем кто бы то ни было. Знаешь, как мне трудно этот нахрап сдерживать. Знаешь, что случается каждый раз, когда он все же вырывается из-под контроля. Я побеждаю. Всегда. Зачем нам с тобой воевать? Не будет ли проще для нас обоих, если ты просто признаешь факт того, что часть акватории твоего болота уже давно освоена мною?

– Птичка, тебя слегка занесло…

– Нет, Игорь. Ты можешь продолжать делать вид, что ничего не происходит. Отшучиваться, называть меня всякими издевательскими обозначениями…

– Ласковыми именами, куколка!

– … но это не изменит расстановки сил на шахматной доске. Не тот случай. Если ты сейчас не остановишься, то мне придется объявить тебе войну. Чем она кончится – одному Богу известно…

– Не произноси имени Господа всуе. Тем более, что из твоих уст это звучит сверхъестественно. Отдает дьявольщиной…

– … возможно, победа останется за тобой. Но есть вероятность противоположного исхода. Или мы просто уничтожим друг друга. Неужели тебе так сложно усмирить свою гордыню? Ведь ты все прекрасно понимаешь.

Он, наконец, замолчал. Тогда я выстрелила второй раз.

– Оставь свою затею с робоженщинами.

– Может, сразу попросишь отписать тебе пол земного шара?

– Не руби сук, на котором сидишь, Игорь. В конечном счете этот замысел и тебе не пойдет на пользу.

– Елена Платоновна, тебя заносит. И сильно теперь уже. Учи своих недоделок из авксомской коллегии, с ними у тебя выходит. Папу с мамой, если получится. Своих мальчиков – фаворитов-наездников. Но не забывай, всему, что ты знаешь, научил тебя я. Не думай, что ты меня переросла. То, о чем ты сегодня думаешь, когда-то давно было задумано мною. Если я по доброте душевной и позволяю тебе развлекаться, то это не значит, что моя душа беспредельно добра.

Он на миг замолчал.

– Войну ты мне объявишь?! Лучше с озоновыми дырами повоюй. Или с летоисчислением. В обоих этих случаях у тебя будет меньше шансов, что пупок развяжется.

– Идея с робоженщиной – это ящик Пандоры. Даже ты не сможешь справиться с теми последствиями, которые могут наступить, если этот ящик открыть. Я знаю, ты думаешь, что на твой век тебе хватит сил, чтобы удержать все под контролем, а дальше – хоть трава не расти. Но что, если в этот раз ты просчитаешься?

– Оборот «что, если» оставь для своей паблик-ло клиентуры. На них это производит впечатление. В моем же лексиконе таких оборотов нет.

– И какие же в твоем?

– Знаешь, как я в студенческие годы сдавал экзамены? Приходил на очередную сессию после ночной попойки, в голове звенело, глаза закрывались. А какая-нибудь дежурная зубрилка подходила ко мне и спрашивала, готов я или нет. Когда я говорил, что не готов, она бросала на меня взгляд свысока. Сочувствующий такой взгляд. В котором одновременно отражались презрение и жалость. А потом спрашивала: «Игорь, а как же ты тогда сдавать собираешься?». Так вот я всегда отвечал одно и то же: «Что-нибудь придумаю».