Глеб Сотник - Рассказы неопытности

– Так что там с анализами? – уже нервно перебила Вера Павловна.

– А? Кто? Анализы… там оказалось, что анализы перепутали…. Мои анализы на гепатит оказались отрицательными, за что я благодарен Богу!

– А я нет…

– Что вы сказали?

– Это вы «что вы сказали»! Вы зачем мне это говорите, если в итоге анализы ложные?

– Ну так это не все, я же делал повторные! Ведь проблемы с желудком остались: то тут резанет, то там кольнет… Проходил флюрографию и ЭДС…

– Что они показали?

– Все хорошо.

– Вы можете говорить только про то, где не все хорошо?

– Так я же к этому и иду! Оказалось, что у меня увеличена селезенка! И сразу понял – у меня же она и болела! А я не знал, что она увеличена, вот боли и не замечал!

– Если не замечали, значит все было хорошо.

– Это еще что! Вот! – Шебутилов начал снимать пиджак, потом рубашку – На руке и ниже печени, видите?

– Нет.

– Ну как же, вот, родинка! Раз… и два! Вот вторая!

– И причем здесь родинки…

– Это я вас хочу спросить – причем? Может быть это рак?

– Аааа… Какие еще у вас симптомы рака?

– Фурункулы.

– Фурункулы – не симптомы рака, Николай Нурланович.

– Все-таки цирроз, да? – со страхом в глазах спросил Шебутилов, подпрыгнув все-таки со стула.

На несколько секунд шум и гам в кабинете прекратились. Николай с надеждой смотрел на терапевта, Вера Павловна же, схватившись двумя руками за голову, смотрела в пол под собой.

– У меня в листке анализа АСТ показатель 41, а норма – 42.

– Это верхняя граница нормы… Все, что вы перечислили, не говорит о раке и циррозе. Хорошо, давайте сделаем так: я вам напишу на листочке диету, анализы, в общем все подробно распишу, а вы через неделю приходите, в пятницу, я вас на три часа запишу, так и быть.

– А можно не от руки, а напечатать? А то я не пойму…

– Хорошо. Подождите только.

Через пять минут Шебутилов довольный вышел из кабинета. Но потом вспомнил, что к врачу он записан только через неделю, и в боку его сразу закололо, заныло и зарезало. Он побежал обратно по коридору, вновь извиняясь, и вбежал в 317 кабинет, где уже сидела заждавшаяся дама в белой куртке и желтой шляпе. Заглянув в дверь, но не переступив порог, он запричитал:

– Как это через неделю? Давайте пораньше, а то так у меня еще фурункулы вскачут, а там и печень отвалится!

Вера Павловна тяжело вздохнула, и хотела уже сказать, но дама тихо встала и пошла в сторону двери.

– Куда вы, Ева Андреевна?

– Я вижу, опять он к вам пришел. Вы сначала с ним закончите. А я пойду, в таком случае, кого-то другого найду. Благо у меня, действительно, не так все плохо, как у находящихся в этой комнате.

– Ева Андреевна, вы подождите, я вам помогу! Что же вы будете маяться? Уже и очередь отсидели!

– Вы себе помогите, Вера Павловна, прежде чем другим помогать…

И дама вышла из кабинета, медленно и аккуратно зашагав по коридору. Николай Нурланович зашел наконец в кабинет, но далеко не прошел. Вера Павловна отрезала:

– Не могу, Николай Нурланович – вы не успеете все сделать за более короткий срок. Я делаю для вас лучший вариант. До пятницы.

Шебутилов вышел из кабинета грустный, в жаркой шубе, пошел вновь по ногам людей, но теперь уже молча. Он не улыбался, только пытался понять – где же заболит сейчас? Он трогал себя везде, где могло резать, мял там, где могло ныть.

Дойдя до остановки в автобусе в таком состоянии, и постояв спокойно с минуту, он успокоился, и даже перестал трогать себя на людях. Он дернул телом, пытаясь вытряхнуть из себя все неблагоприятные мысли, и по нему прошла приятная дрожь. Но Николай Нурланович не принял эту дрожь за приятную. «Что это?» – спросил он сам у себя. Его ноги вздрогнули, и после очень долго дрожали, лоб мгновенно вспотел, неприятно наливая влагой кожу на лице. Он покраснел, и вновь бледные руки его стали кровавыми. «Что со мной? Это органы отказывают?».

Шебутилов рванул в больницу. Он оказался там через пять минут. Очередь почти не продвинулась – Вера Павловна успела принять от силы четырех человек. Шебутилов оттолкнул лысенького мужчину, пытающегося зайти к ней, и забежал сам:

– У меня селезенка отказывает!

– Да как же вы тогда так ходите? – с издевкой спросила Вера Павловна.

Шебутилов скинул шубу на пол и поспешно лег на кушетку.

– Зовите санитаров! Скорее! – он не двигался совсем, чтобы не навредить внутренним органам.

Вера Павловна встала и направилась к двери, но проходя мимо кушетки резко тыкнула рукой в селезенку Николая Нурлановича. Он со страхом посмотрел на нее.

– Я буду жаловаться! Зачем вы меня истязаете?

– Это пальпация. Ничего у вас не болит. Селезенка вот здесь, – она показала ему рукой – потрогайте сами.

Он выполнил ее действие и неожиданно улыбнулся, как бездомный, получивший неожиданно тысячу.

– Действительно… – он сел на кушетке. Вера Павловна подала ему его пальто, предварительно отряхнув.

– Извините… Спасибо вам.

– Видите? Не мешайте работать, пожалуйста. Увидимся с вами в пятницу.

Шебутилов вышел, и вновь молча прошел по коридору. Он опять оказался на остановке, но теперь дрожи в теле не было. Он обратил внимание на свое ощущение тела: «Нет, не болит» – подытожил он для себя». Зайдя в автобус, он сел у окна, как он и любил. Но рядом с ним села невероятных размеров женщина. Этого он не любил. Спустя пару остановок автобус забился людьми так, что даже на их с женщиной сиденье смогла поместиться маленькая девочка. Прижавшись к окну, отчасти из-за неизбежности, он стал смотреть сквозь драную тонировку на тающую черными оттенками зиму. На подтаявшей российской дороге, на кочках, его растрясло. Появилась слабость, на организм вдруг напала… тяжесть. «Селезенка распухла!» – подумал он, резко встал, неизвестно как сдвинув неподъемную женщину, и пропихиваясь к кондуктору сквозь классические тела и запахи тел маршрутки, крикнул водителю:

– Остановите здесь! Мне плохо!

Он отдал сторублевую купюру, смятую от нервов в руке, и выпрыгнул, чуть не уронив портфель. Когда он перебегал через дорогу, он не позаботился о своей безопасности. Шебутилова сбила машина. Похороны были в пятницу.

Молодость…

Время душевных терзаний! «Кто же я такой? В чем мое призвание?» А что мы делаем в молодости, совершая ошибки? Что только не делаем! Ни разу в молодости я не обвинил себя в своих проколах. Поймите правильно: я неоднократно извинялся, неоднократно говорил: «Я виноват, каюсь!». Я имею в виду ощущение правильности своих действий – оно меня никогда не покидало. И вот, со временем ты начинаешь понимать – действительно, то была ошибка! Или даже хуже: «Как я мог так поступить?».

Был теплый, солнечный майский день. Во дворе, между многоэтажек, Кирилл стоял на коленях перед Надеждой. Ситуация проста – такую вы неоднократно видели в фильмах. Чаще в мелодрамах. Кирилл изменил ей – Кирилл плохой. А ведь как все начиналось!