Алёна Нефёдова - Уха из петуха

– Да шоб тебя бесы взяли, сучий потрох!

– ДЫК ДЕРЖИ ОТСЕЛЯ, МНЕ ОТТЕЛЬ ВЗЯТЬСЯ НЕ МОЖНО НИКАК!

– Да шоб тябе… Уй! Пшла, зараза!

– АТ, ИБИЕГОЗАНОГУ! ТЫ РУКАМИ НЕ МАХАЙ! ТЫ РАМУ-ТО ДЕРЖИ, КОМУ СКАЗАЛ!

– Ай, к …ую иди, пень старый! Уж пятая ужалила!

– А МЕНЯ ДЕСЯТАЯ, ДУРА ТОЖ МНЕ МОЛОДАЯ! КУРИ СЮДОЙ! ДА ЖАМКАЙ ТЫ ЕГО, КАК МУЖИКА ЖАМКАТЬ НАДО! ЗАБЫЛА, ЧО ЛЕ?

– Ат я тябе пожамкаю! Так пожамкаю, что… Ай! Да в …уй твой мед! Я лучшее у Кольки Гугнавого возьму, чем с тобой ишшо раз… А-а-а! Две сразу! Ох божечки! Хучь одуван в твоем огороде есть?

– ТЕБЕ ЗАЧЕМ?

– За надом! Растереть и приложить! Ох матушка, Царица небесная, жжет-то как!

– НАССАТЬ МОГУ, ТОЖЕ ЛЕГШЕЕТ, ЕЖЛИ НАССАТЬ ВОВРЕМЯ.

– Да в рот себе нассы, дурень колченогий, охренел совсем!

Завороженный экспрессией диалога двух уважаемых пожилых пчеловодов, Сергей аккуратно привстал на цыпочки, пытаясь заглянуть за высокий плотный забор.

– Ой, дядь, ты лучшее не суйся туды, – посоветовал детский голос из-за спины. – Оне когда мед у двоих сымають, пчелы дуже злые потом становятся, точно псы цепные. Надо было мамку им звать. У нее пчелы будто ручные совсем – не жалют, не кИдаются.

На расстоянии пары метров стоял, поддерживая здоровущий взрослый велосипед и настороженно зыркая по сторонам, рыжий пацаненок – Тоха, кажись.

– Да и ба с Лексеичем сейчас тож будут… не в духах. Пошли-ка отселя, пока и нам не досталось, – явно наученный горьким опытом младой абориген просунул ногу под высокую раму древнего драндулета и, скособочившись, но умудряясь при этом как-то держать равновесие, двинул по тропинке. Подальше от особо опасного объекта.

Реалити-шоу за забором было чрезвычайно занимательным, но предупреждению малознакомый с местными реалиями зритель все же внял и за несколько шагов нагнал пацаненка, пристроившись рядом. Конечно, он не воспылал внезапной любовью к общению с детьми, но этот, по крайней мере, был уже самостоятельно передвигающимся и внятно говорящим, что являлось в глазах мужчины огромным преимуществом и поводом не попытаться сразу скрыться в неизвестном направлении. К тому же после утреннего допроса душа Сергея требовала компенсации в виде встречного потока информации, а мелкий казался вполне подходящим источником.

– А мама у тебя кто? – Разумеется, он, сложив два и два, догадался уже, что Тоха является отпрыском госпожи участковой, к тому же неуловимое внешнее сходство было очевидным. Но ведь существовала вероятность того, что мелкий приходится ей, скажем, племянником. Вот и с чего его вообще занимает сей вопрос? Да потому что для появления на свет этих самых детей требовалось обычно два родителя, сюда-то вряд ли докатились феминистские веяния и мода рожать ребенка «для себя», воспользовавшись спермой безымянного донора. А значит, предположительно, где-то существовал мужик, вполне вероятно, даже законный супруг Лилии Андреевны, который мог оказаться совсем не рад ее ночным визитам к соседу. Воображению Сергея неожиданно явился здоровенный рыжий детина, причем с длинной штакетиной наперевес. Так, стоп! Почему это «визиты» во множественном числе?

– Мамка у меня участковый! – покосился на него мальчишка так, будто не знать таких вещей не просто странно, а прямо-таки кощунственно. Типа как быть не в курсе, кто сейчас президент.

– А отец твой где работает? – Очень тонко, Серега! И куда только девалась твоя способность нутром чуять, какой подход нужен к каждому инвестору, за который тебя так ценили партнеры?

Пацан дернул головой, отворачиваясь, и громко засопел, худенькие плечики опустились, так что оттопырились под линялой майкой острые ключицы.

– Нету папки! – буркнул он дрогнувшим голосом. – Погиб он. На пожаре.

– М-м-м, – вербальное выражение сочувствия никогда не было сильной стороной Сергея. Не потому что он этого самого сочувствия не испытывал, тут уж, скорее, наоборот. Просто в его жизни не случилось как-то настоящих потерь. Родители живы, хоть и развелись, но без скандалов и драмы. Ну не нравились ему ни новый муж матери, ни слишком молодая супруга отца, но это же не трагедия. Свел общение к звонкам по праздникам, и все на этом. Друзья тоже живы-здоровы. Даже расставания с женщинами Никольскому всегда давались легко: ни тебе запоев, разбитого сердца, ночных эсэмэс с проникновенными текстами, ни одного-единственного мордобоя, на худой конец, разошлись и ладно. Короче, когда он сталкивался фактом, что кто-то пережил реальную утрату, то страшно терялся, ощущая себя вроде как виноватым за то, что все-то у него в жизни благополучно и проблемы если и есть, то все какие-то мелкие по сравнению с тем, что довелось испытать другим. Вот и сейчас он понятия не имел, как реагировать на то, что его вот так остро резануло по чему-то неожиданно чувствительному этой ломкостью в пацанячем голосе, и ляпнул первое, что в голову пришло:

– Давно?

– Уж четыре года как. Я малой совсем был, – буркнул Тоха. – Папка у нас пожарный был.

– Героическая профессия, – рассеянно отметил экономист, вспоминая причитания бабы Нади, когда сказал, кем сам работает.

– О, вон и мамка с лесопилки едет! – обрадованно вскрикнул Тоха, и Сергей увидел дальше по улице белую «Ниву». Творение отечественного автопрома явно каких-то лохматых годов производства прыгало и покачивалось на ухабах, победно преодолевало глубокие колеи, натужно подвывая движком и скрипя всеми своими уставшими от жизни такой железными членами. Поравнявшись с ними, Лилия Андреевна остановила машину, но глушить не стала.

– Здравствуйте еще раз, Сергей Михайлович, – поздоровалась она, посмотрела на сына и улыбнулась так, что у нервнонестабильного трейдера аж дыхание перехватило. Неприкрытая нежность и прямо-таки обожание лучились от этой женщины, щедро изливаясь на мальчишку, невольно задевая и его. Самым вроде краешком, но достаточно для того, чтобы Сергей застыл немым чурбаном, неотрывно пялясь на эти ямочки на щеках и крошечные лучики-морщинки вокруг ярко-голубых глаз.

– Малыш, у нас все в порядке? – спросила госпожа участковый, и Тоха тут же недовольно скривился и покраснел, смущенно покосившись на спутника.

– Мам, ну какой я тебе малыш? – недовольно буркнул он. – Нормально все. Баб Надя с Лексеичем мед сымают.

– Сильно шумят? – нахмурилась Лилия Андреевна.

– Да как всегда! – отмахнулся пацан. – Ма, я к Ваньке на часик смотаюсь?

– Но только на час! – сделала строгое лицо женщина, но улыбка из ее глаз никуда не исчезла. – А то знаю я вас. И чтобы на речку без взрослых ни ногой!