Игорь Веселов - «Футляр времени», или Хроники одной хрени

Одиночество в любой компании, где ее теперь не было, душило. Занозой сидело – такую девушку он больше никогда не встретит.

Свое февральское семнадцатилетие Жека праздновал шумно.

Анна Ивановна организовала чудесный стол и в ожидании гостей попыталась внушить родному внуку обойтись минимумом злоупотреблений. Евгений согласно кивал и с нетерпением ждал, когда же она уберется к своей давней знакомой.

Вполне ожидаемо позвонила Ирина. Голос задорный, но чувствовалось волнение. После скороговорочного поздравления повисает вразумительная пауза – ждет приглашения. Выдавив из себя вежливое «спасибо», кладет трубку. Живо представил себе, как их разговор слушает ехидно ухмыляющийся Гоша.

В квартиру набилось человек десять сверстников, и день рождения начался отмечаться с далеко не школьным размахом.

Из напитков превалировала водка. Ее принесли проверенные Мастер и Боб.

Ближе к одиннадцати вечера, придя домой, бабушка уже никого не застала. Только привычный интерьер квартиры слегка изменен – сорванная штора в гостиной, на боку стул с надломленной ножкой, разбита любимая ваза, гора немытой посуды, и даже оторванный кусок обоев, причем приличный, да еще полуголая девушка Мила из параллельного, спящая в обнимку с мертвецки пьяным Жекой.

Наутро, даже не рассвело, Анна Ивановна, без лишних церемоний и ложного гостеприимства тормошит парочку, и скрюченным от артроза пальцем указывает на дверь «честной давалке и сучьему вымени» – так она назвала ночную подружку внука, и которой год назад еще преподавала. А продравшему с трудом глаза, пребольно стукнула бабусиным кулачком по лбу. И пока Людмила со словами – «извините меня, пожалуйста» – собирала по комнате свою разбросанную одежду, было заявлено с горечью:

– Видели бы тебя, балбеса, сейчас твои родители.

Названный так, потом с полным безразличием, где-то полдня, выслушивал бабкины укоры. Апатия «плитой» давила на его праздничное унылое настроение.

________________________//______________________________

Ведущая вечера, молодая химичка – старается. В красном платье, ярким пятном на сцене. С помощью хрипящего микрофона объявляет белый танец.

Краем глаза Жека видит, как из группы девчонок выдвигается Ирина и идет прямо к нему.

– Можно тебя пригласить? – смотрит в пол.

Он же ликует про себя и почти готов ее простить. Многие с интересом наблюдают за ними – неужели помирятся?

«Настала пора мне быть великодушным», – решает он.

Весь взмок, горячими руками держа ее за гитарную талию, а она с полуулыбкой глядит за его плечо и томит своим молчанием. В зале Гоша не наблюдался.

Школьный ансамбль скверно исполняет «Отель Калифорния». Проходит минута немого топтания и, наконец, прислонившись к уху:

– Женечка, хочу извиниться за то, что сделала тогда больно. Мы с Григорием осенью подаем заявление. Прости меня, глупую, и, когда-то твою,– голос запинается.

– Даже фамилию не придется менять,– вроде попытался сострить.

Музыка закончилась, а они продолжали стоять, уже опустив руки. Зазвучала следующая композиция, кажется, «Дым над водой», а в башке, почему-то, крутится: «Вот и все, что было, ты как хочешь это назови» – строчка из какого-то тогдашнего шлягера. Цедит, не разжимая губ:

– Остается вас только поздравить. Ну, я пошел, с твоего разрешения.

Больше говорить не о чем. Тут же появился, где-то пересидевший танец, Гоша и они сразу куда-то пропали. Видимо, фактом своего отсутствия, щадили Жекино самолюбие и не стали мозолить лишний раз счастливым видом ему глаза.

Дождь перестал, и троица под звездами откупорила последнюю из припасенных бутылок. Ребята деликатно не спрашивали, о чем их товарищ шептался со своей бывшей подругой, и так по выражению его лица, все понятно.

Закончился выпускной – впереди прогулка на ночном теплоходе. Теперь уже вчерашние школьники плотной толпой спускаются по лестнице. Те последние глотки «Кюрдамира» оказались некстати – Борисова вырвало на светлый пиджак Юрия Семеновича – пожилого учителя истории. Запахло рвотой и скандалом.

– Так вам лучше,– икнув, смело заявил плохо соображавший сейчас.

Это «точечное попадание» явилось неким актом возмездия. Весной в программе общегородской комсомольской конференции посвященной выходу книги Брежнева Л.И. «Целина», вторым пунктом значилась дискотека. Готовящиеся к ней трое друзей были замечены этим учителем в туалете Дворца молодежи, распивающими что-то крепленое. Последовало изгнание с экспроприацией двух бутылок.

На следующий день о происшествии доложено директору школы, а поскольку вторая стеклопосудина извлечена из портфеля Жеки – он и был объявлен зачинщиком.

И вылет из школы чуть не стал реальностью. От такого развития событий спас мощный педагогический стаж бабушки в стенах этого же учебного заведения.

С тех пор чувство горького разочарования на почве той впервые взрослой любви стойко ассоциировалось у него с группой «Eagles», терпко-сладким вкусом портвейна и красным от возмущения лицом Юрия Семеновича.

От главного героя:

«Никогда не будет такого, чего нет вообще – это как «потом» не рождается «до».

И птицы вскрик упавшей на изломе, теперь ее не кружит полет,

Закатила глаза словно в сладкой истоме, на асфальте лежит и уже не поет,

Тревога пропала в сердце горячем, спешащие ноги обходят ее,

Тут птичья душа стала тельцем незрячим,

И краткостью трель отзвучала свое.

Так и нам полетавших в фантазиях легких, с лица не стирается старческий грим,

А мы уступаем место под солнцем с кривою улыбкой другим.

________________________//______________________________

Евгений Борисов в полудреме. Громко чихнув, просыпается его спутница. На часах, тех, подобранных на перроне, пять утра. Завтракают «Роллтоном».

В молчании одеваются. На себя он натягивает вполне добротный полутулуп, вязаную шапочку. Она же в кокетливо подпоясанном пуховике, а голову венчает норковая шляпка с залысинами и узкими полями. Ноги у обоих в валенках. Все это из приношений в ближайшую церковь.

Чуть пригнувшись, преодолевают одиннадцать ступенек (зачем-то, которые каждое утро он в уме пересчитывал), угрюмая пара выходит через низкую подвальную дверь на улицу.

Здесь еще темно, и в свете редкого освещения не видно прохожих. Рано. Невдалеке только дворник-таджик животом толкает фанерный скребок – за ночь прилично нападало снега.

Женя и Света – хорошие знакомые мигранта Курбана. За триста рублей в месяц он позволяет им пользоваться туалетом и душевой кабиной в своей двенадцатиметровой конуре на первом этаже этого же дома, где их подвал обитания. На тех же ведомственных метрах живут еще трое земляков дворника.

Поздоровавшись с работником лопаты и метлы, они спешат совершить утренние процедуры, а торопиться надо – до восьми следует обойти шесть негласно закрепленных за ними контейнерных точек, пока не приехала «мусорка» и не опередила.