Алексей Кутафин - Куролесовы страсти

– Мамочка бык!

…По улице, помахивая хвостом, мирно брела мелковатая тёлка…

Его мамаша взглянула на объект устрашения и умиленно просвятила напугавшееся чадо:

– Это не бык, сынуля, это тёлочка. И рожки у неё совсем ещё не подросли. Она ещё маленькая и не бодается. Иди лучше с мальчиками познакомься. Они тебе всё расскажут и покажут.

Борька насупился и поплёлся вглубь двора. Досада от очередного конфуза не давала ему покоя. И, скрывая раздражение, он решил реабилитироваться на курицах. Возникшая спасительная мысль придала ему уверенности, и он снова заважничал, возомнив себя докой в куриных вопросах.

Степенно прошагав мимо хихикающих собратьев, он мимоходом деловито осведомился:

– Где тут у вас курятник? – и интригующе проследовал в указанном направлении, разговаривая со своим нахохлившимся кочетом: – Пойдём, Цыпа, я тебя с друзьями познакомлю. Будешь жить в стайке, на природе, как настоящий боевой петух! Может, и подрастёшь ещё немножко.

Цыпа недовольно что-то квохтал ему в ухо. Нервно перебирая худыми лапками, он настороженно озирался по сторонам, предчувствуя недоброе. И опасливо косился с заплечного высока – на крупного краснопёрого соплеменника.

Борька по безрассудству слишком резко открыл дверку стайки, всполошив несушек внезапностью.

Потревоженные куры, хлопая крыльями и поднимая тучи разноцветных пёрышек – залетали взад-вперёд вверх-вниз, беспокойно закудахтав.

Невзирая на переполох, Боря всё же спустил упиравшегося Цыпу на пол, к новоявленным подружкам.

Но привередливые клуши – недовольно заквохтали, пытаясь клювом достать неприглядного мелковатого бесцветно-белобокого замухрышку-петушка.

И Цыпа, испугавшись – быстро ретировался по руке хозяина. Он забрался ещё выше своего привычного места, вцепившись когтями в темноволосую шевелюру на Борискиной наивной башке.

Настала Борькина очередь расплачиваться за необдуманную выходку.

Краснопёрый сзади с разбега клюнул хозяина конкурента, посягнувшего на чужую собственность.

И Борька с воплями кинулся бежать, сбросив с себя всю напускную напыщенную спесь…

Краснопёрый вдогонку не раз ещё пускал в ход своё грозное оружие – острый клюв и когтистые шпоры, в атакующем полёте пытаясь достать – и своего белобокого собрата-наездника. …Пока гости-новички, обомлевшие от такого «радушного» приёма, с позором не скрылись в дверном проёме хаты.

Кочет-забияка ещё долго задиристо бился в яростном порыве о захлопнутую дверь. Ну, наконец, угомонился. И грозно проорав во всё горло победное: «Кукареку!», удовлетворённый, чинно зашагал в курятник успокаивать свой разволновавшийся гарем.

Пристыженный Борис, почёсывая обклёванные ссадины, насупившись обескуражено уселся за накрытый уже стол. Все его зоологические познания рассыпались мифом о суровую правду жизни.

Понурый Цыпа, нервно мигая, разместился рядышком, на спинке софы. И с нервной дрожью поглядывал округлившимся глазом за окно во двор на Краснопёрого.

***

Застолье затянулось. На улице уже давно стемнело.

Громогласно, протяжно и несвязно взрослые проорали по традиции и для души – пару-тройку дежурных песен. И один за другим, ничком и рядком – повалились спать в комнате. Оставив деткам в распоряжение – душную столовую-горницу.

Подхалим Борька во время концерта подвывал тактично отдельные куплеты. И сполна компенсировал свой подхалимаж, притулившись рядом с мамкой на застеленные чистенькие простыни. И тоже вскоре засопел, причмокивая губами и пуская слюни в сладком сне на мягкую подушку.

Обездоленные хозяева-старожилы – Лёнька с Сенькой – забрались на полок русской печки. И тоже улеглись, смыкая веки от впечатлений минувшего дня.

…Лёньке приснился страшно здоровенный кабан. Он угрожающе рычал и хрюкал. Всё громче и громче, приближаясь всё ближе и ближе…

Как не хотелось просыпаться, но опасность пересилила сон и заставила проснуться от страха.

На удивление – рыканье со сновидением не пропало. И Лёнька, не понимая, уставился на лежащего рядом Семёна.

Семён бодрствовал и, по-видимому, давненько. Он отсвечивал падающий лунный свет, таращась в темноту своими осоловелыми глазами.

– Слышишь, или мне кажется? – спросил у него спросонья Лёнька.

– Слышу, слышу… – недовольно объяснил Сенька, – храпит кто-то.

Храпение постепенно стихало. И Лёнька, сомкнув веки, попытался снова заснуть…

Но очередное громкое и внезапное: «Хр-р-р!» опять разбудило его, заставив подскочить от испуга.

Семен тоже привстал и раздражённо позавидовал:

– Тебе повезло ещё, успел подрыхнуть немного. А я почти с самого начала эту музыку слушаю, и никак задремать не могу.

– А мне жутики снились. Зверюга-скотина-свинтус! – оправдался Лёнька, чтобы он не слишком уж расстраивался.

– Я тоже успел посмотреть немного… Мне наша местная колдунья привиделась, бабка Ядвига. Тоже свиньёй обернулась, рычит, хрюкает. И давай гоняться за мной. Еле ноги унёс. Пытаюсь удрать от неё, а ноги будто на месте топотятся. Хорошо проснулся, а так бы догнала, – рассказал свой вещий сон Сенька.

– Давай позырим кто храпит, – предложил Лёнька.

– Пойдём позыркаем, – с готовностью согласился Сенька, заранее предполагая: – Наверняка, это Борька.

Они ползком подкрались к спящим. Храп как назло прекратился, и невозможно было определить источник его происхождения.

Первым на пути лазутчиков оказался Боря.

Семён нащупал в темноте его лицо и зажал ему нос, перекрыв кислород.

Борька перестал вдруг дышать, даже не пытаясь задействовать для своего спасения рот.

Семён подержал его немного на кислородном голодании и разочарованно отпустил нюхательный орган.

Бориска часто задышал, жадно хватая носом спасительный воздух, но – беззвучно.

– Не он, – деловито прошептал Сенька, теряя интерес к подопытному.

Дальше он решил продолжить эксперимент на Борькиной маме. Но не успел – беспокойный претендент вдруг резко обнаружил сам себя: «Хыр-р-р… …Рых-х-х…», заставив ребят от неожиданности подпрыгнуть на месте.

– Дядя Федя! – смекнул Лёнька, рассматривая грузную фигуру под вздыбившимся одеялом.

Они осторожно подкрались к объекту. И принялись экспериментальным путём устранять шумную причину их бессонницы.

…Что они только ни делали. Щекотали его нос пером. Пытались засунуть туда соломинку. Тихо подсвистывали ему в ответ. И даже откровенно сжимали подрагивающие губы. Но всё безрезультатно… Храпун только громко чихал, не просыпаясь и не прекращая своё беспокойное зловредство…

Наконец Семён резонно предложил единственный разумный выход:

– Айда ко мне на сеновал?

– Пошли, – обречённо согласился Лёнька.