Кингсли Эмис - Счастливчик Джим

– Хелло, – сказал Диксон.

Голос, который, слава Богу, был ему совсем не знаком, произнес:

– Простите, здесь живет мистер Диксон?

– Я у телефона.

– Как я рад, что застал вас, мистер Диксон. Ваш номер мне дали в университете. Это говорит Кэчпоул; вы, должно быть, слышали обо мне от Маргарет Пил.

Диксон весь напрягся.

– Да, слышал, – сухо ответил он. Этот голос, тихий, вежливый и даже застенчивый, совсем не вязался с его представлением о Кэчпоуле.

– Я звоню вам в надежде, что вы мне сможете сообщить что-нибудь о Маргарет. Я только недавно приехал и ничего о ней не знаю. Может быть, вам известно, как она себя чувствует?

– А почему вы не позвоните ей? Или, может, вы пытались, но она не захотела разговаривать с вами? Что ж, это вполне понятно. – Диксона снова охватила дрожь.

– Мне кажется, тут какое-то недоразумение…

– У меня есть ее адрес, но я не считаю нужным сообщать его вам.

– Мистер Диксон, я не понимаю, почему вы говорите со мной таким тоном. Ведь я только хочу узнать, как чувствует себя Маргарет. Разве в этом есть что-либо предосудительное?

– Имейте в виду, если вы рассчитываете вернуться к ней, вы только зря потратите время, понятно?

– Простите, я никак не пойму… Вы уверены, что не путаете меня с кем-то другим?

– Ведь вы Кэчпоул, не так ли?

– Да. Будьте добры…

– Ну так я прекрасно знаю, кто вы такой. И знаю о вас все.

– Но выслушайте же меня, пожалуйста, мистер Диксон. – Голос на том конце провода слегка дрогнул. – Я только хотел узнать, все ли благополучно у Маргарет. Неужели вам так трудно ответить?

Просительный тон несколько успокоил Диксона.

– Ладно, я отвечу. Физически она совершенно здорова. Ее моральное состояние настолько хорошо, насколько можно было ожидать.

– Большое спасибо. Я очень рад. Вы не возражаете, если я задам еще один вопрос?

– Какой?

– Почему вы так рассердились на меня, когда я спросил о ней?

– Будто вам непонятно?

– Боюсь, что нет. Мне кажется, тут какое-то недоразумение. По-моему, у вас нет никаких оснований относиться ко мне с такой неприязнью. Я просто не понимаю, в чем дело.

Диксона поразила искренность его тона.

– Зато я понимаю, – ответил он, не сумев скрыть некоторую растерянность.

– Я вижу, здесь какая-то ошибка. Мне хотелось бы как-нибудь встретиться с вами, если не возражаете, и выяснить, что же произошло. По телефону это невозможно. Как вы на это смотрите?

– Что ж, ладно, – поколебавшись, сказал Диксон. – Что вы предлагаете?

Они условились встретиться послезавтра, в четверг, перед обедом, в пивной у начала Университетского шоссе. Повесив трубку, Диксон еще несколько минут сидел у телефона и курил. Он был обеспокоен, но в последнее время все, что с ним случалось, причиняло ему только беспокойство, чтобы не сказать больше. Ну что ж, он встретится с Кэчпоулом и разберется, что к чему. Маргарет, конечно, об этом ни слова. Со вздохом он вытащил карманный календарик на 1943 год, куда записывал телефонные номера, придвинул к себе телефон и вызвал Лондон.

– Можно попросить доктора Кэтона? – сказал он немного погодя.

Последовала короткая пауза, затем ясно прозвучал мягкий, уверенный голос:

– Кэтон слушает.

Диксон назвал свое имя и университет.

Почему-то голос сразу лишился мягкости и уверенности.

– Что вам угодно? – последовал отрывистый вопрос.

– Я прочел о вашем назначении, доктор Кэтон, – кстати, позвольте поздравить вас, – и хотел бы знать, что будет с моей статьей, которую вы были так добры принять для своего журнала. Не можете ли вы сказать, когда она будет напечатана?

– Ах, мистер Дикерсон, вы же знаете, сейчас все это так сложно. – Голос опять стал уверенным, словно Кэтон отвечал вызубренный наизусть урок. – Вы не представляете, сколько у нас материала лежит на очереди. Вы не должны рассчитывать, что ваша статья, которая мне очень нравится, выйдет в свет через пять минут.

– Я понимаю, доктор Кэтон, и, конечно, не сомневаюсь, что очередь очень велика. Я просто хотел спросить, не можете ли вы назвать хотя бы приблизительный срок.

– Если бы вы знали, сколько у нас трудностей, мистер Дикерсон! Напечатать такой материал, как у вас, типографским способом – это дело, с которым может справиться только самый высококвалифицированный наборщик. Случалось ли вам думать о том, сколько времени требуется, чтобы набрать хотя бы полстраницы подстрочных примечаний?

– Нет, не случалось, но я понимаю, что это должно быть чрезвычайно сложно. Но я, собственно, хотел только узнать, хотя бы приблизительно, когда вы думаете напечатать мою статью.

– Ну, что касается этого, мистер Дикерсон, то все не так просто, как вам, очевидно, кажется. Вы, вероятно, знаете Харда из Тринити-колледжа; его работа лежит в типографии уже несколько недель, и раза два-три в день, а то и больше, мне звонят оттуда по телефону, чтобы уточнить кое-какие вопросы. Разумеется, я очень часто отсылаю их к автору, в особенности если речь идет, например, о каком-нибудь иностранном документе. Я знаю, людям в вашем положении представляется, что работа редактора – сплошное удовольствие; это далеко не так, поверьте мне.

– Я уверен, что это тяжелый труд, доктор Кэтон, и, конечно, у меня и в мыслях не было требовать определенного ответа, но для меня крайне важно узнать, через какое примерно время можно ожидать появления моей статьи.

– Ну, знаете, я не могу обещать, что статья ваша выйдет на будущей неделе, – сказал голос раздраженно, словно Диксон с тупым упрямством настаивал именно на этом сроке. – Особенно при таком сложном положении дел. Поймите же наконец. Вы, как видно, совсем не представляете себе, сколько труда стоит подобрать номер, особенно первый. Это ведь не расписание поездов составлять. Что? Что? – неожиданно закончил он громко и подозрительно.

Диксон испугался – быть может, он не заметил, как с его губ сорвалось ругательство? В трубке послышались гулкие металлические звуки, словно кто-то бил молотком по оцинкованному железу под высоким куполом собора. Повысив голос, Диксон сказал:

– Я, конечно, понимаю и ничуть не протестую против задержки. Но, откровенно говоря, мне нужно срочно укрепить свое положение на факультете, и если бы я только мог сослаться на вас, если бы вы дали мне…

– Весьма сочувствую вашим неприятностям, мистер Дикинсон, но, боюсь, мои собственные дела настолько сложны, что я не в состоянии всерьез заниматься вашими. Вы же понимаете, множество людей находится в таком же положении, как вы, и что будет со мной, если все они начнут вот так же требовать с меня обещаний?

– Но, доктор Кэтон, я ведь не прошу никаких обещаний. Я хотел бы знать приблизительный срок, и меня вполне устроил бы даже очень неопределенный срок – скажем, «во второй половине будущего года». Вы ничуть не будете связаны, если назовете мне хоть какой-нибудь срок. – Наступило молчание, которое Диксон истолковал как признак все нарастающей на том конце провода ярости. – Могу я просить вашего позволения отвечать «во второй половине будущего года», когда меня спросят? – продолжал он.