Николай Самохин - Николай Самохин. Том 2. Повести. Избранные произведения в 2-х томах

– Пожалуй, лучше убрать. Пол у нас хороший. Еще запутается в ней, чего доброго.

Наконец раздался звонок. Я открыл дверь и сказал, кланяясь и отступая:

– Добро пожаловать! Просим! Очень рады!

Тем временем Иван Никифорович предательски зашел гостю в тыл и сделал ему подножку.

– Держи! – хрипло крикнул он, навалившись на представителя животом. – Хватай его!

Потом мы взяли его за руки и за ноги, вынесли на площадку и… Он жил двумя этажами ниже.

Завтра нас с Иваном Никифоровичем опять будут судить.

КАРАНДАШ

– А тебе я привез вот что! – сказал мой друг, вернувшись из туристской поездки. Он с таинственным видом запустил руку в карман и достал карандаш. Отличный самозатачивающийся карандаш из цельного грифеля знаменитой фирмы «Хартмут».

Я полюбовался карандашом и спрятал его в стол. Большой нужды в нем не было – писал я авторучкой. Может, он так и пролежал бы в столе или потерялся, как терялись все другие мои карандаши, если бы не случай.

Карандаш увидел очеркист Небыков. И сразу же схватился за него двумя руками.

– Отдай! Бери за него что хочешь!

Мне очень нравилась ленинградская зажигалка Небыкова. Хороши были у него также старые мозеровские часы. Но я застеснялся.

Правда, дареному коню в зубы не смотрят, но все-таки карандаш стоил не больше тридцати копеек.

– Не могу, – ответил я. – Подарок.

– Отдай, – угрюмо сказал Небыков. И потянул карандаш к себе. Я потянул обратно.

В этот момент вошел художник Малявко, увидел карандаш и по своему обыкновению захныкал:

– Я рисую. Я штрихую. Я тушую. Подари, голубчик! Уступи. Променяй. Зачем тебе? Я твой портрет нарисую. В рост.

– Идите вы все к черту! – сказал я и положил карандаш на место.

Потом зашел наш редакционный поэт Жора Виноградов, заговорил мне зубы анекдотом и попытался унести карандаш в рукаве пиджака. Я догнал его на пороге и сделал подножку.

– Ладно, – сказал Жора, разминая ушибленное колено. – Собственник! Все равно не убережешь.

После Жоры заявился председатель месткома Курчавый. Он поставил передо мной карманный радиоприемник и повернул рычажок. Радиоприемник заиграл танец маленьких лебедей.

– Между прочим, Москву ловит на длинных, средних и коротких волнах, – сказал председатель. – Чудо техники.

– Ну и что? – спросил я.

– Как что! – удивился Курчавый. – Берешь? За карандаш.

– Между прочим, я был чемпионом факультета по боксу, – прорычал я.

– Понятно, – сказал Курчавый. – Значит, не берешь.

Когда я после работы спустился вниз, изза угла выскочил Небыков. Он схватил меня за шиворот и, кровожадно улыбаясь, сказал:

– Пошли в ресторан! Выпьем по махонькой!

Я вырвался и побежал.

– Держи его! – крикнул мне вслед Небыков.

…Утром на троллейбусной остановке меня подкараулил Малявко.

– Я рисую, – затянул он, не здороваясь, – я тушую.

И тут меня осенило.

– Знаешь, – сказал я. – Поговори с Небыковым. Я уже пообещал ему. Теперь неудобно отказывать.

Я усадил Малявко в троллейбус и позвонил из автомата Небыкову.

– Привет, старик! – бодро сказал я. – Понимаешь, решил уступить карандаш Малявко… за велосипед.

После этого я не торопясь, пешком, отправился на работу.

Первые в редакционном коридоре мне встретился Жора Виноградов. Он быстро нес кудато свою любимую пишущую машинку «Оптима». Меня Жора не заметил и даже толкнул плечом.

Небыков явился на службу только в обед с рюкзаком за плечами, в котором что-то позвякивало.

Курчавый ходил задумчивый и время от времени о чем-то шептался с председателем кассы взаимопомощи.

Через два дня Малявко оказался владельцем радиограммофона РГЗМ, опасной бритвы, пылесоса и машинки для перемалывания кофе. Жора Виноградов получил двуствольный винчестер. Кроме того, Курчавый задолжал ему пятнадцать рублей, а сам Жора обязан был передать Небыкову полученные от Малявко болотные сапоги и четыреста метров «Сатурна». У Курчавого к этому времени были две теннисные ракетки, велосипед, Жорины боксерские перчатки и шестьдесят рублей долга в кассе взаимопомощи. Небыков имел кожаную куртку с четырьмя «молниями», охотничий нож и подержанный акваланг в потенциале. Акваланг должен был передать ему Малявко после того, как Жора выменяет его гдето на холодильник «Газоаппарат».

Про карандаш никто из них больше не вспоминал.

НОВОСЕЛЬЕ

Еще когда мы с домоуправом первый раз поднимались наверх, чтобы осмотреть мою квартиру, я обратил внимание на эту бабку. Маленькая такая, аккуратная старушка. Она сидела на трехногом стульчике на площадке четвертого этажа и совершенно ничем не занималась.

Старушка кивнула на меня и миролюбиво спросила домоуправа:

– Новый жилец?

Домоуправ заскрежетал зубами и бросился вверх по лестнице. А я остановился и сказал:

– Новый, бабуся! С иголочки! Новее не бывают! Когда мы спускались обратно, старушка спросила:

– Клопов нет?

– Что вы, – ответил я. – Какие клопы!

Переезжал я на другой день.

– Будете ремонтировать? – спросила старушка, когда я появился на четвертом этаже с тумбочкой в руках.

– Здравствуйте, – сказал я. – Нет, зачем же. Дом ведь новый.

Я преодолел еще четыре марша, оставил тумбочку и пошел за кроватью.

– Некоторые сразу ремонтируют, – сказала бабка, когда я с ней поравнялся.

– Вот как! – удивился я. – Мда!..

– Семью перевезете в другой раз? – спросила она, воспользовавшись тем, что кровать моя застряла на площадке.

– Да, – ответил я. – Собственно… видите ли, я – холост.

– Дети – большое беспокойство. Не правда ли? – сказала старушка, когда я спускался за чемоданом.

– Возможно, – пожал плечами я, – не знаю.

– Родители ваши живы? – спросила она во время следующего рейса.

– Частично, – пробормотал я и прибавил ходу, насколько позволяли бьющие по ногам чемоданы.

«Мужайся, старик! – сказал я себе. – Не поддавайся панике. Старушек много, а здоровье одно».

Обратно я стремительно съехал по перилам.

– Они живут в деревне? – донеслось мне вслед.

Внизу оставались еще корзина с книгами, постель и чайник. Я взял в правую руку корзину, в левую – постель, в зубы – чайник, открыв дверь головой и побежал по лестнице со скоростью четыреста метров в секунду.

– И держат корову? – крикнула бабка, умело рассчитав упреждение.

Я запер дверь на два поворота ключа, отдышался, достал одеяло, разрезал его на полоски и свил веревку. Потом спустился из окна шестого этажа и на первом телеграфном столбе прибил объявление:

«Меняю квартиру со всеми удобствами в центре города на жилплощадь в любом отдаленном районе».

ПЯТОЕ ДЕЙСТВИЕ АРИФМЕТИКИ

Мы отошли от кассы вместе.

– Послушай, старик, – взял меня под руку Миша Побойник. – Не откажи в любезности…